– И местные жители думали, что духи будут ее есть?
– Так духи и ели…
– Господа, тише! – шипел на расшалившихся офицеров Кошко. – Вы нас демаскируете.
– Почему? – делал брови домиком Герарди. – Мы же говорим по-немецки!
– Да, но материтесь-то вы по-русски! – вздыхал непьющий сыщик.
– Господа, – подал голос Щетинин, когда Гучков начал с подозрением осматривать салон в поисках тех, кто не любит буров, – а не соизволите ли прогуляться в купе? Я хотел бы предложить партию в вист!
– Ну как не уважить человека после такого витиеватого приглашения? – покорно кивнул командир группы.
– Только, если можно, бегом, – прошипел на ухо кутилам Кошко.
– Всемилостивейший государь, – заметил Гучков, – мы – контуженые. Посему высочайшей милостью от бега освобождены. Правда, милорд?
– Зрите в корень, ваше сиятельство, – еще раз кивнул Герарди.
– Тогда ползком, но только быстро! – подхватил под руки подопечных Кошко, тревожно оборачиваясь на остальных обитателей вагон-салона, с явным интересом разглядывающих «великолепную четверку».
– Любезный, – притормозил у тамбура командир разведгруппы, – почему так долго стоим? Когда двинем на российскую границу?
– Не могу знать, – пожал плечами проводник, – но думаю, что теперь не скоро…
– А что так? Дрова закончились? – пьяненько прыснул в кулачок Гучков.
– А вы что, не знаете? – удивился проводник. – В России – революция!..
Днем ранее
Граф, общественный и государственный деятель, почетный член Императорской Академии, ближайший советник императора Александра I Михаил Михайлович Сперанский (по отцу – Васильев) получил свою фамилию при поступлении во Владимирскую семинарию не случайно. «Sperare» по-латински – надеяться. Государственный совет – главное детище Михаила Михайловича – создавался в полном соответствии с приобретенной фамилией графа и тоже был надеждой – на создание справедливого демократического общества как основы всеобщего процветания и согласия.
Безусловная демократичность Госсовета Российской империи заключалась в том, что его членами могли стать любые лица, вне зависимости от сословной принадлежности, чина, возраста и образования. Предполагалось, что учреждение объединит самых бойких, прогрессивных и профессиональных, без оглядки на происхождение. Прекрасная задумка! Беда была в том, что членов Государственного совета назначал и увольнял император, и только его личное представление о вышеперечисленных качествах имело значение. Добивало хорошую идею то, что за результаты своей работы члены Госсовета не несли вообще ни малейшей ответственности. Не удивительно, что в результате неразборчивой кадровой политики Госсовет очень быстро превратился в синекуру для приближенных к престолу, в этакий элитарный клуб, где можно было ненапряжно порассуждать о политике, экономике и заодно учесть свои собственные, насквозь шкурные интересы.
Однако в морозный зимний день 1901 года Госсовет собирался совсем в другом настроении. События последнего месяца напрочь выбили высших чиновников империи из привычной благодушно-созерцательной колеи. Атмосферу заседания можно было смело использовать для генерации электричества. Последние, пока еще полуофициальные известия из Германии о наличии польской сделки прорвали плотину привычной сдержанности, породили водовороты и цунами, их энергия вот-вот готова была выплеснуться из стен высокого собрания на бескрайние просторы России.
