Я вскрыл конверт. Счастья не было предела. Как же давно я не получал письма от Софьи. Она писала, что отец хочет выдать её замуж за местного генерала. Меня эта весть сильно огорчила. Но Софья дальше подробно рассказывала, как всеми способами пытается отказаться от замужества. Грозила отцу, что сбежит в монастырь. А ещё лучше – переоденется в мужское платье и последует за мной в Крым.
– Если не секрет, Семён, скажите, что за Диана держит в плену ваше сердце? – осторожно спросил Егор.
– Вряд ли вы её знаете, – пожал я плечами. – Софья фон Пален.
– Маленькая Софи? Почему же? Я её хорошо знаю, – ошарашил он меня. – После выпуска из морского корпуса в девяностом, меня частенько приглашала к себе баронесса фон Ган. Я помню этого восьмилетнего лисёнка. Хитрющая, юркая, вечно заливалась звонким смехом. Баронесса в ней души не чаяла. Она по-прежнему носит косички?
– Ей уже пятнадцать, – сказал я, смущаясь. – Ни разу не видел у неё косичек.
– Ах, простите, я позабыл, что минуло столько лет. Но не буду вас больше отвлекать. Читайте.
Дальше в письме шли описания событий, происходящих с Софьей: учёба, праздники, ссоры с подругами, примирения и прочая безделица. Я долго не выпускал письмо из рук. Читал бы и перечитывал. Но все же заставил себя вложить листок обратно в конверт и приступить к следующим письмам.
Второе письмо оказалось от самого фон Палена, в котором он меня отчитал в дурном влиянии на его дочь. Все старшие дочери его слушаются, и Софья раньше была кроткой и послушной, но как только дошло дело до, нет, даже не женитьбы, а намёка на женитьбу, девчонку словно подменили. Превратилась в фурию: дерзит, грозит черт знает чем, того и гляди выкинет какую-нибудь глупость. Начали выяснять причину столь дерзкого поведения…. Так вот оно что! Добров! Но в конце письма он вдруг смягчился, написал: что делать, коль Богу так угодно. Пусть выходит замуж по любви. Но вы, Добров, ох, уж у меня смотрите! Чтобы вернулись с ногами, с руками и с обоими глазами.
Милая Софья! Как же мне её не хватает! Одного взгляда, одного слова, одной улыбки…
От третьего конверта пахнуло весной, жасмином и ландышем. Адресат значился: Княгиня Е. На душе стало неспокойно. Вскрыл конверт. Письмо от Елены Павловны. С первых же строк она меня уверяла, что пишет тайно, и никто не должен прочитать её послание. Я внимательно осмотрел конверт. По неровной кромке было понятно, что его уже вскрывали. Елена Павловна уверяла, что не желала мне зла. Узнав о моей ссылке, она на коленях умоляла отца смягчить наказание. Рыдала, клялась, что во всем виновата только она. Но ничего не помогло. Мне сало грустно. Бедная девочка, она даже толком не знает причину моей опалы. В конце просила прощения за свою глупость.
Я хотел тут же ей ответить, написать всю правду, успокоить. В моих приключениях нет ни грамма её вины…. Но четвёртый конверт остудил мой пыл. Так знакомый мне штабной конверт серого мышиного цвета. Такие же, будучи в Петербурге, я десятками, каждый день разносил по адресатам с приказами и уведомлениями. Письмо было от Аракчеева. Сухим, канцелярским слогом он сообщал, что император доволен моими докладами. Мне обещано повышение оклада и ускоренное получение следующего звания. На втором листе он ясно дал понять, что ему известно содержание письма Елены Павловны, и чтобы я не вздумал ей отвечать.
* * *
К борту «Святого Павла» пристал турецкий пакетбот. На палубу поднялось посольство во главе с драгоманом адмиралтейства. Высокий чернобородый турок в пёстрой одежде и с огненным взглядом передал Ушакову слова приветствия от султана Селима. Преподнёс подарок в виде золотой табакерки, на крышке которой искрились бриллианты.
