Император Всероссийский Павел I Петрович - страница 6
В Париже наследник, так же как в Италии, не удержался от непротокольных замечаний в адрес императрицы, заявив удивленным королю и королеве: «Ах! Я бы очень досадовал, если бы в моей свите был даже пудель, верный мне, потому что мать моя велела бы его утопить тотчас после моего отъезда из Парижа!» В словах Павла отразилось его настроение после получения известия из Петербурга о расправе с одним из корреспондентов его друга и приближенного Александра Куракина. Полиция перехватила письмо к нему некоего полковника Бибикова, который резко критиковал порядки при дворе. После расследования Бибиков, как и впоследствии адресат его письма Куракин, внучатый племянник Панина, были сосланы. Окружение наследника, таким образом, понесло большие потери, и императрица пожелала в письме к сыну, чтобы он извлек из этой истории «пользу для настоящего и будущего». Вероятно, мрачные мысли Павла были причиной эпизода, происшедшего в продолжение путешествия, в Брюсселе, и ставшего широко известным в исторической литературе. В 1869 году в журнале «Русский архив» были опубликованы фрагменты воспоминаний уже упоминавшейся баронессы Оберкирх, вспомнившей, как однажды в Брюсселе при обсуждении мистических явлений великий князь рассказал о странном событии, происшедшем с ним в Петербурге незадолго до его первой женитьбы. Как-то вечером Павел в сопровождении князя Куракина шел по улицам столицы. Вдруг впереди показался человек, завернутый в широкий плащ. Казалось, он поджидал путников и, когда те приблизились, пошел рядом с ними. Павел вздрогнул и обратился к Куракину: «С нами кто-то идет рядом». Однако тот никого не видел и пытался убедить в этом великого князя. Вдруг призрак заговорил: «Павел! Бедный Павел! Я тот, кто принимает в тебе участие». Затем призрак пошел впереди путников, как бы ведя их за собой. Подойдя к середине площади, он указал место будущему памятнику. «Прощай, Павел, – проговорил призрак, – ты снова увидишь меня здесь». И когда, уходя, он приподнял шляпу, Павел с ужасом разглядел лицо Петра. Анри Труайя дополнил детали этой встречи по воспоминаниям баронессы: «Я легко различил в этот момент его лицо: орлиный взгляд, обветренный лоб, строгий нос моего прадеда Петра Великого, – вспоминал цесаревич. – Прежде чем я успел удивиться и ужаснуться, он исчез. Я помню мельчайшие детали этого видения, оно было одним и тем же и все время стоит перед моими глазами… И мне страшно, страшно жить в страхе: до сих пор эта сцена стоит перед моими глазами». «Эти последние слова прозвучали в полной тишине. При полном замешательстве всех присутствовавших, – продолжала мемуаристка, – принц де Линь спросил великого князя: «Какую же, государь, мораль можно вывести из сей притчи? Как вы полагаете, что же может означать это видение?» Павел выпрямился и тихо ответил: «Очень простую. Я умру молодым».
О царе Петре российские путешественники вспомнили также в Голландии – следующей стране, которая их ожидала. В Заандаме они посетили домик, в котором жил император в 1697 году, когда учился ремеслу корабельного плотника во время «великого посольства». Домик сохранился до наших дней, в XIX веке вокруг него был сооружен каменный футляр. Знаменитый Лейденский университет был следующим пунктом путешествия. Благодаря знаниям, приобретенным в стенах университета, многие из русских, обучавшихся в Голландии, сделались полезными своему отечеству – такова была главная мысль выступления Павла Петровича перед профессорами университета, торжественно встретивших высокого гостя. Присутствие князя Куракина, получившего образование в Лейденском университете, придало особый эффект этой встрече. Далее через Дюссельдорф и Франкфурт путешественники прибыли на родину Марии Фёдоровны, где она когда-то восприняла первые уроки сентиментализма в духе Руссо, в Этюп – летнюю резиденцию родителей великой княгини недалеко от Монбельяра. Здесь они провели месяц и затем проездом через Швейцарию достигли столицы герцогства Вюртембергского – Штутгарта, где правил дядя Марии Фёдоровны – герцог Карл. Потом – снова Вена на две недели и далее через Краков, Гродно, Ригу – на родину, в Петербург, куда прибыли в ноябре 1782 года.