– Насколько силен голос английской партии?
– С некоторых пор, государь, даже кулуарный треп в пользу английской партии стал опасным, поэтому трудно судить. Если ориентироваться на намеки и красноречивые жесты, симпатии к Лондону все еще сильны, хотя и не настолько это модно, как было в прежние времена.
Несмотря на все напряги последних лет, моя элита во многом была все еще проевропейской, а мои новые элиты все еще не могли так уж сильно диктовать моду. Да и что могли сделать несколько тысяч новых дворян среди двух миллионов «коллег», которые в большинстве своем были заточены под Англию и Францию?
Англичанка гадит? В свое время я весьма потешался над этим клише. Что-то из разряда «Вашингтонского обкома». Но, блин, я тут только и делаю, что разгребаюсь с англичанкой. Кровью разгребаюсь. Хартленд тоже не в Мозамбике придумали, а в Британии.
– Государь, ее высочество.
Евстафий указал взглядом на приближающуюся местоблюстительницу Ромеи. Я кивнул.
– Позже договорим. Распорядись насчет сервировки.
Камердинер встал, склонил голову и степенно отошел. Тут же нарисовалась обслуга, ненавязчиво сменившая приборы.
Я встал, приветствуя сестру.
– Здравствуй, Оленька.
– Здравствуй, Мишкин.
Мы расцеловались.
– Чаю? К чаю?
Ольга улыбнулась:
– Спасибо, Мишкин. На твое усмотрение.
Делаю знак Евстафию. Тот кивает, и по его команде происходит рокировка на столе. Что тут гадать про «на усмотрение», если все вкусы великой княгини тут известны давно и всем наперечет. Подали чай и вкусненькое.
Вновь беру на руки кота, который ошалело крутил головой, пытаясь понять с чего бы это его разбудили.
Сестра рассмеялась.
– О, я вижу, ты с котом поладил. Сколько народу во дворце он исцарапал и искусал при попытке его погладить, а, вижу, с тобой он подружился. Как тебе это удается, Мишкин?
Пожимаю плечами.
– Злобные твари меня любят. Слышала о ночном происшествии?
– О, да! Во дворце только об этом и шушукаются!
Хмыкаю.
– Ничего нельзя утаить от досужего внимания общественности. Но все же Пират молодец! Он чужую тварь выловил и изничтожил.
Чешу кота за ухом. Тот в ответ мурлыкнул и вновь погрузился в сладкую дрёму. Ольга пару минут любовалась моими манипуляциями с котиком.
– Ты не боишься, что вновь пойдут разговоры про твою дружбу с нечистой силой?
– Ты имеешь в виду черного кота или вообще?
– Вообще и в частности.
Улыбаюсь.
– Ужасный конь, страшный пес, жуткий кот. Слухи всякие нехорошие, особенно после того римского идиота с бомбой. С другой стороны, лучше уж так, чем никак. Народ любит внятную силу, а не невнятную слабость.
– Как там говорил старик Макиавелли? «Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности?»
– И это тоже. Как гласит та же пятнадцатая глава «Государя»: «Раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же воздерживаться по мере сил, но не более».
Я погладил кота и подытожил:
– Глава семнадцать. «Любят государей по собственному усмотрению, а боятся – по усмотрению государей, поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого».
Ольга захлопала в ладоши.
– Браво. Старика Никколо ты помнишь наизусть. А вот как это к нашей ситуации относится?
