– Волнения, радость моя, возможны всегда и по любому поводу. В моём будущем всякие майданы случались по поводам совершенно ничтожным и пустяковым. Были бы деньги у организаторов. И отсутствие твердой воли и решимости у власти.
Императрица кивнула.
– Да, я помню, ты рассказывал. Но твоя же власть сейчас практически абсолютна. Революционные и прочие антигосударственные структуры ты извёл или взял под контроль. Вряд ли эти марионеточные клоуны из Госдумы пойдут против твоей воли. Ты популярен в народе и, что важно, в армии. Чего ты опасаешься?
Морщусь.
– Я не так чтобы опасаюсь, но это лишняя помеха. Безусловно, мои спецслужбы отслеживают ситуацию и либо берут под контроль организаторов, либо отправляют их отдыхать на «тринадцатые хлеба». Но полыхнуть может и стихийно. Новые Разины и Пугачёвы мне будут сейчас очень некстати. Война на двух фронтах, на внешнем и на внутреннем, чревата самыми неприятными последствиями для государства. И внутри власть покажется неустойчивой, да и внешним игрокам это будет сигнал активизировать подрывную деятельность. Неслучайно в России всякого рода революции и прочие мятежи происходили именно в период неустойчивости центральной власти. Стрелецкий бунт, выступление декабристов, так называемая «Первая русская революция» возникли не вдруг. Россия только-только начала набирать силу в противостоянии с Японией, а тут – бац! – революция. Про февральские и октябрьские революции я уж молчу. Да, две последние мне удалось местами предотвратить, а местами купировать. Да, я как-то с грехом пополам вывернулся из кризиса земельного передела, но… Половина европейской части Империи сейчас столкнется с засухой. Наши меры облегчат ситуацию, и я надеюсь, голода в полной мере не случится, однако общество будет в большом напряжении. Наша Империя на три четверти состоит из крестьян. Окраины Империи неустойчивы. Туркестан. Ромея. Финляндия. Галиция та же, будь она неладна, зараза. А тут война еще. Так что, да, я несколько напряжен.
– Но твой ведь граф Суворин держит общественное мнение под контролем?
Пожимаю плечами.
– В городах, особенно столицах, да. То есть основные точки возникновения возможных революций мы контролируем. Но беда в том, что деревня газет не читает, несмотря на все старания Суворина. Все наши пропагандистские потуги уходят на самокрутки. Да, наши рассказы о «Ромее Обетованной», «Волшебном Туркестане», «Золотой Сибири» и прочем Дальнем Востоке находят своего потребителя. Да и в крупных промышленных центрах требуется всё больше рабочих рук, но крестьяне крайне консервативны, а слом привычного уклада в деревне самым решительным образом пошатнул их устои.
Маша хмыкнула.
– Ты же сам всегда мне говорил, что революции случаются в столицах, а деревня может дать только бунт, который можно подавить войсками.
Грустно киваю.
– Да, в теории это так. Но война почти всегда становится катализатором какого-то напряжения в обществе. Сначала да, патриотический подъем, но затем наступает усталость. Очень сомневаюсь, что война с Японией станет легкой и быстрой прогулкой. А тут ещё и засуха, грядущие продовольственные карточки, пылающее солнце и прочие прелести. Если уж в провинции полыхнет, то мало не покажется. Ты сама знаешь, какое напряжение в деревне после земельного передела, ведь довольны далеко не все. Мягко говоря. Да, Фронтовое Братство вроде бы держит ситуацию на местах под контролем, но засуха обострит все противоречия. Конечно, мы, так или иначе, подавим любое выступление, но…
