Импринт - страница 14

Невзирая на сопротивление, его пальцы скользят по ткани чулок, задерживаются на голой коже бедра, вырывая из меня судорожный вдох, а затем оттягивают в сторону нижнее белье и проводят по моей киске.

– Я так не думаю, – буднично говорит он, поднимая руку на свет и рассматривая скопившуюся на пальцах влагу.

Я дергаюсь, желая провалиться сквозь землю, но хватка Кастила слишком сильна, чтобы я могла сделать хоть что-нибудь. Прежде чем я начинаю осознавать, что только что произошло, Кастил берет пальцы в свой рот и облизывает.

Те пальцы, которые несколько секунд были во мне.

Черт возьми!

– До сих пор мое любимое блюдо, – его низкий хриплый голос убивает последние остатки моего самообладания.

О нет… Я не могу возбуждаться от него.

Не после того, что он со мной сделал.

– Отпусти меня, – молю я.

И Кастил делает это.

Он меня отпускает.

Как отпустил семь лет назад. Уничтожил и выбросил.

– Ты придешь ко мне, Кэт, – бездушно произносит он, прежде чем уйти. – Ты сломаешься. И я буду с нетерпением ждать твоего разрушения.

Оставшись в кладовке Ритца одна, я медленно сползаю вниз и прячу лицо в ладони, чувствуя, как дрожь пронзает все мое тело.

Я ненавижу его.

Как же я его ненавижу…

Примечание:

Аддикция (англ. addiction – зависимость, пагубная привычка, привыкание) – ощущаемая человеком навязчивая потребность в определенной деятельности.

«…I’m your biggest fan,

Я твой самый большой поклонник,

I’ll follow you until you love me,

Я буду ходить за тобой по пятам, пока ты меня не полюбишь.

Papa-paparazzi»

Lady Gaga – Paparazzi

Кингстон, Шотландия.

Призрак.

Семь лет назад.

В субботу после общего собрания, на котором директор школы поздравлял нас с успешным началом осеннего семестра, мы с Элеонор отправляемся в комнату Эммы. Мы познакомились именно в общежитии. Всего корпусов девять, и мы направляемся в самый дальний из них. Увы, в Кингстоне действовало нерушимое правило: каждый год ученики должны переезжать в новую комнату. Таким образом студенты знакомятся друг с другом и развивают свой языковой и культурный кругозор.

И если раньше я делила пространство с Элеонор, то сейчас мне повезло жить одной. Хотя за текущую неделю я то и дело намеревалась полить отсутствующие растения, скучая по нашим с Эль вечерним разговорам.

– Ну и неделя, – стонет Эль, падая на кровать Эммы. – У меня голова пухнет от латыни. И почему, спрашивается, мы обязаны учить ее, если она нигде не используется?

Я прикусываю язык, чуть не начав читать ей лекцию о медицине, ботанике и зоологии.

– Кэт, помой руки, – неожиданно говорит мне Эм, кидая в меня помаду. – Ты и в этом году взяла уроки изобразительного?

– Ага. Это масляная краска, – я вздыхаю, рассматривая свои грязные пальцы. Чем чаще я рисую, тем бесполезнее становятся растворители. – Водой не отмоется. И я не хочу краситься, мы же идем в море.

Эмма выгибает бровь.

– И что?

– Это Северное море, Эмма. Холод, ветер, слезы, волосы, которые будут прилипать к блеску на губах, понимаешь?

– Логично, – Эм поджимает губы. – А тушь я могу оставить?

Я задумываюсь.

– Ну, только если водостойкую.

Удобное расположение школы позволяет ученикам заниматься яхтингом. Боже, я с содроганием вспоминаю тот день, когда Эмма заставила меня накрасить ресницы и я весь урок страдала от пощипывания в глазах.

– Девочки, мы должны выходить через полчаса, поторапливайтесь, – напоминает нам Элеонор, утыкаясь носом в телефон.