Георгия покачнуло, и взор его мигом угас. «Двести тысяч почти, – думал он, – сдурел брателла …б… ть. В первом же письме. Что у меня эти тысячи, как у дурака махорки что ли? Халявщик, точно. Нашел, блин, родню.»
Он вошел в дом. Уставился в поставленную перед ним тарелку со щами. Поскреб ложкой по дну и бросил.
– Что в письме-то? – поинтересовалась жена.
– Брат, вот, к себе зовет, – соврал Георгий. – Его самого возить. На персоналку. Как батю твоего по воскресеньям.
Он встал из-за стола и вышел во двор, сел за столик. «Надо тетке написать, – решил он. Пусть хоть расскажет, что за братик у меня».
– Так он что, правда, заместитель генерального директора? – жена подошла так незаметно, что Георгий немного испугался.
– Тьфу ты, – вздрогнул он, – заикой ведь сделаешь, – он нежно взял жену за талию и усадил рядом. Приобнял, – Правда, правда, только не заместитель уже. Генеральный уж. Хватит в заместителях ходить, – глядя в землю врал он…
– Так ты чо смурной-то?, – вдруг всхлипнула жена, – У тебя дети ведь. Ладно я…, ты уж обо мне и не думаешь, – Муж усмехнулся. Он и не ожидал, что жена так отреагирует, —
– Ну что ты… Просто жалко брата-то. Он ведь тож один…, без родни… А так – ну куда я от вас? Дети ведь проклянут потом. Эх ты, дурочка… Иди, что-то они они там не поделили…, – Пусть в гости приезжает, – сказала жена и быстро вошла в дом.
Георгий сел на крыльцо и долго думал о брате, о тесте, о жене… Вообще. О родне думал.
– Все говорят: «Дурак дураком Махмуд». А я что, виноват что ли, если у меня дырка в голове. Не веришь? На, смотри, на, на…
Махмуд снимает тюбетейку и наклоняет к нам совершенно лысую голову. С правой стороны на ладонь от уха ясно виден небольшой провал, затянутый тонкой блестящей кожей.
– Видишь, прыгает? Это кровь так прыгает, внутри. Вот, – объясняет Махмуд и легонько проводит пальцем по пульсирующей впадинке.
– У – у – у! – дурашливо удивляется Валерка и подталкивает Махмуда в бок. – Это ты, наверно, в косяк головой упирался, когда тебя в военкомат тащили. Да?
– Нет, – серьезно машет головой Махмуд, – это на войне.
– На войне?! А что ты там делал?
– Ну, что, что… Стрелял, вот. «Ура» кричал. Сильно «Ура» кричал.
Мы сидим у арыка под старым корявым тутовником, пьем пиво и подзадориваем Махмуда.
– Война-то, Махмуд, давным-давно кончилась, а ты до сих пор «Ура» кричишь. Несерьезно. Песню про Катюшу поешь. Катюша – это твоя жена, что ли?
– Какая жена? – пугается Махмуд. – Не жена вовсе, ты что? Так все пели: «Выходила на берег Катюша…» – Так и пели, да, да… так, – Махмуд хмурит брови и повторяет: – Пели.
Валерка смеется:
– Значит, не жена?
– Н-е-е-т, ты что… – отмахивается Махмуд и перескакивает на другую тему. – А я и гранаты по танку кидал. Один раз. Промазал тогда.
– Да ну! – оживляется Валерка и сует Махмуду пустую бутылку. – Покажи-ка салагам. Не врешь? – и подмигивает мне.
– Давай. – Махмуд злится, берет бутылку, несколько раз подкидывает ее на ладони. Потом плюхается на живот и ползет. Метра через три он останавливается, на мгновенье затихает, делает из-за спины бросок и сразу опускает лицо в траву. Бутылка падает совсем рядом и, кувыркаясь, скатывается в арык.
Мы валимся на траву и хохочем, а рядом уже покашливает Махмуд. Валерка протягивает ему бутылку с пивом.
– На, пей. Молодец! Верим.
Махмуд улыбается, стряхивает с себя пыль и садится рядом.
– Ну, вот. Всё помню. Не кончилась война эта …, джаляп…, – матерится он по узбекски, – никогда…
