В дверь позвонили. Лёка побежал открывать. Слышно было, как хлопнула входная дверь, и из коридора донёсся радостный голос нашего двоюродного брата:
– Это Добрик с девчонками!
Лёка замолчал, зато стало слышно девчачье хихиканье, подначивания, взвизги. Первым на пороге появился Добрик. Получив мощный толчок в спину, он влетел в комнату. Задыхаясь от смеха, Добрик свалился на диван. Рот до ушей, глаза – выпученные шары, как у финиширующего рысака, нос величиной с морду этого рысака, шапка непокорённых ни одной расчёской вьющихся волос. Но вообще-то он нравился девушкам. Следом за Добриком тяжёлой поступью шествовали пять юных фей, раскрасневшихся, взъерошенных, возбуждённых, с лицами, не предвещающими ничего хорошего. Дружелюбия в феях было не больше, чем в охотниках на тигров. Но, несмотря на грозный вид, они сразу изменили скучный облик комнаты к лучшему.
– Добрячок, сейчас же прекрати беситься, а то хуже будет! – пригрозила хохочущему Добрику одна из фей. – Ну как ребёнок!
Девица была невысокой, коренастой, скуластой, с полным отсутствием талии, как у поросячьей туши, в общем, непривлекательной. Она ступала короткими ножками так, будто только что слезла с лошади, а низкий пронзительно-хриплый голос гудел, словно пароходная сирена в тумане. Несмотря на то, что девица принарядилась и накрасилась, результат её усилий был равен нулю. Напрасно она маскировалась под женщину. Косметика шла ей не больше, чем черепахе. И жуткий одеколон. Похоже, что «Цветочный». Один мой одноклассник во время службы в армии попробовал этот одеколон в Новый год на вкус и не одобрил. Особенно послевкусие. «Больше никогда в жизни!» – гласил его вердикт.
– Бесполезняк разговаривать с этим оболтусом, – заметила другая фея – антипод первой. Эта девица была высокой, стройной, светловолосой, голубоглазой, с розовой, как ветчина, кожей, и неподвижным бледным лицом, чьи строгие классические черты были подобны гипсовой посмертной маске древней гречанки.
Добрик перестал хохотать и проговорил, обращаясь к непривлекательной фее:
– Анара Фархадовна, рыбка, ну пожалуйста, не будь занудой. Здесь же не комсомольское собрание. Это собрание моих друзей. Вливайся!
Анара Фархадовна, которой на вид было не больше двадцати пяти лет, прогудела:
– Всем бобра, человеки!
Добрик бодро вскочил с дивана и, засунув руки глубоко в карманы, гоголем прошёлся по комнате.
– Знакомьтесь, пацаны. Анара Фархадовна – лучший цветок в букете нашего пединститута. Лидер, староста курса, до института работала в райкоме комсомола, а сейчас старшая пионервожатая в той же школе, что и я, и вообще крайне положительный человек. В общем, как говорится, комсомолка, спортсменка и просто красавица. Юлька – училка физкультуры в нашей школе и моя бывшая одноклассница, а Жанна и Яна – Юлькины подруги.
Бесцветная Юлька выслушала Добрика без всякого выражения на гипсовом лице. Кудрявая брюнетка Жанна улыбнулась. Улыбка у неё оказалась ослепительной. Она исправила негативное впечатление от острого носищи торчком. Улыбаясь, Жанна совершенно преображалась. Слишком длинный нос куда-то исчезал, и она становилась настоящей красавицей – вы видели только красивой формы вишнёвый рот с двумя рядами зубов-жемчужен. А так ничего особенного – вертлявая буратинистая пигалица, худая как скелет, с шеей, запястьями, бёдрами и икрами Кощея Бессмертного. Моя мама называла таких девчонок селёдками.
