Часть первая. Прелюдия в мажоре
Жизнь – это весьма хрупкий цветок, расцветающий лишь на короткое время в этой безбрежной Вселенной. И как-же его легко растоптать!
В детстве человек с чёрной душой ненавидел родителей. Да и не мудрено. Родители говорили человеку с чёрной душой, что когда он родился, акушерка слегла с инфарктом. Отец пил горькую и постоянно избивал мать, которая то пила вместе с ним, то с помощью скандалов пыталась отучить его от пьянства. В конце концов мать покончила с собой, повесившись в деревянном сортире на огороде. Отец окончательно спился, стал бомжем и умер под забором.
Человека с чёрной душой взяла к себе бабушка. С тех пор он жил с ней в домике у моря – купался, загорал, рыбачил, помогал в крошечном огородике. Бабушкин домик, казалось, только и ждал волка, желающего как следует на него дунуть и смести с лица земли. Домик был совсем маленьким – всего одна комнатка с голыми стенами и летняя кухня под навесом. В комнатке – стол, пара табуреток, комод, домотканые половики на дощатом полу. Ситцевые занавески на окошках. Полкомнатки занимала кровать, накрытая простеньким покрывалом. На кровати спала бабушка, а человек с чёрной душой ночевал на чердаке, где стоял топчан. Это были его самые счастливые годы. Бабушка любила его, баловала, жалела и защищала. Называла его ласково: «Тёмушка». Когда она умерла, он почувствовал себя одиноким и стал искать себе другую женщину.
Человек с чёрной душой сидел на берегу и прилежно точил штык-нож, прислушиваясь к шуму моря. На душе было пусто. А может, у него вместо души вообще одна пустота? Мало кто знает, каково это – остаться совсем одному в бесконечном пространстве. Но рано или поздно он это исправит.
1. Пьеса для классической гитары и вокала
Середина восьмидесятых.
– Ну так мы едем в музучилище или опять всё будет так же, как и всегда?
Передо мной стоял мой младший брат Агафон и требовательно смотрел на меня сквозь толстенные стёкла очков.
– Как и всегда – это как?
– Пообещаешь и не сделаешь.
Хотя Агафон почти никогда не бывал прав (по-моему), но это был тот редкий случай, когда я не мог ему возразить. Вчера мы договорились сдать документы в музыкальное училище имени Чайковского. Который Пётр Ильич, а не Корней Иванович, как шутили местные остряки. Мы с братом мечтали стать профессиональными гитаристами. Позади четыре года занятий классической гитарой в музыкальной школе и два года участия в вокально-инструментальном ансамбле дома культуры «Автомобилист». В ансамбле я играл на соло-гитаре, Агафон выбрал ритм-гитару, наш двоюродный брат Лёка стал ударником, а его приятель Карен Добриньянц по прозвищу Добрик – бас-гитаристом. Мы были весёлыми, ужасно глупыми и восхитительно молодыми шалопаями. В каждом из нас спал гений, но со стороны казалось, что с каждым днём всё крепче.
– Вы прямо, как «Би Джиз», – заметил как-то, усмехаясь в прокуренные усы, Владимир Михайлович – руководитель клубной художественной самодеятельности. – Почти все родственники.
– Ага, Владимир Михалыч. Мы, как «Бич Бойз», – со своей обычной непоследовательностью поправил худрука Лёка. Двоюродный брат был маленький и коренастый, словно медвежонок. Никакого сравнения со мной (почти метр девяносто) или даже с невысоким, худеньким Агафоном. Лёку было едва видно из-за барабанов. Чтобы обозначить себя, он подбросил барабанную палочку в воздух, но не поймал её, как намеревался. Мы были ещё не совсем, как «Бич Бойз».
