Индивидуальность: стратегии поиска - страница 27



.

Мысль о различении личности, обладающей самосознанием и возможностью свободного волеизъявления, и индивида как части рода не нова, у Гегеля в «Феноменологии духа» замечено противоречие между натуральной индивидуальностью с комплексом неповторимых «природных заданных свойств» и «индивидуальностью, которая видит себя реальной в себе самой и для себя самой», то есть обладающей самосознанием, «Я»{78}.

Для русской традиции персонализма характерно утверждение о том, что познание человека посредством рассмотрения его через взаимодействие с природой или обществом, а не самого по себе, является принципиально ущербным. Существование индивида, включенное в сложнейшую сеть социальных связей, исключает для человека возможность самоидентификации, самоутверждения себя как личности, а для персонализма это состояние и может быть охарактеризовано как отсутствие индивидуальности.

Фундаментальный характер персонологии, проблем самосознания, идентичности, индивидуации определяется ролью и значением потенциала и целостности личности в современном обществе, находящемся в состоянии общетгивилизационной трансформации, порождающей мощные стрессы, дисбалансы, глубоко травмирующие сознание – вплоть до распада и дезинтеграции личности. С другой стороны, личность не только претерпевающий объект, но источник, средство и результат социальной динамики – в том смысле, что стремление к целостности личности дает исходный импульс, энергетику, основное поле и средство, а также фиксирует результат этой динамики.

Тем самым проблема расширения потенциала личности и социальной адаптивности как расширения этого потенциала оказывается в самом центре осмысления содержания процессов и механизмов социальной трансформации. Реализация целостного потенциала индивидуальности, поиски новых интегративных начал личности могут идти по двум взаимодополняющим друг друга направлениям.

Во-первых, в плане «внешнего освобождения» личности – изменения внешних обстоятельств, изменения социальной среды за счет неизбежных упрощений, нивелировок, что зачастую ведет к росту безответственности и невменяемости, радикализма и экстремизма.

Во-вторых, в плане развития «внутренней свободы» – расширения и углубления духовного опыта личности.

В обоих этих случаях речь идет фактически о «вручении вины», об очерчивании границ самосознания «Я» путем разъяснения и осознания поля свободы и ответственности личности. На этой идее основана духовная, нравственная и правовая культура современного общества. Однако, особенно в условиях тотальной и интенсивной социальной трансформации, не менее важным становится другой аспект, связанный не столько с очерчиванием и фиксацией границ самосознания личности, сколько с динамикой, расширением и углублением сознания, личностного потенциала в целом. В этой связи особый интерес представляют процедуры перехода сознания из одного состояния в другое, связанные с утратой определенности, прорывом к трансцендентному, слиянию с некоей неструктурированной общностью.

Свобода и справедливость, интуиция и метод, образ и дискурсия – во всех этих случаях речь идет о великой взаимодополнительности трансцендентного и сущего, ценностно-желанного и реально возможного, связанной с двойственной природой человеческой индивидуальности, ее открытостью как бытию, так и небытию. Эта взаимодополнительность, напряжение, ею вызываемое, и порождают смысл, осмысленный характер человеческого существования и возможность осмысления действительности.