– Унион.
Я опешил, никто не знал это слово, поскольку именно так называлась структура в Афганистане, которую курировал Дитрих Витцель.
– Тихо, ни слова, – произнес он, – иди своей дорогой, я тебя догоню. Сверни на Бурра базар, там не так людно.
Я выполнил его пожелание и медленно направился в сторону этой улицы. Там действительно никого не было, только худые коровы медленно брели по тротуарам. Вокруг стояла давящая тишина, и только глухой топот коровьих ног ее нарушал. Огляделся вокруг, никого. Вдруг чьи-то сильные руки уволокли меня в одну из полуразвалившихся лачуг.
– Ну вот, здесь мы сможем спокойно поговорить, – произнес Витцель и сел на кусок коробки, который служил кому-то кроватью.
– Как ты тут оказался? – только и смог произнести я.
– Я слежу за тобой уже несколько дней, – тихо проговорил он, – вроде чисто, хвоста не заметил. В Калькутте месяца три, уже с местными сроднился. Язык же я знаю, так что освоился. Тут же была резидентура Абвера, вот я и приглядывался, надо было выживать.
И он рассказал мне свою историю.
– И что планируешь делать дальше? – спросил я.
– Пока ничего, меня ищут афганцы и в Индии, кто-то им сказал, что видел меня в Дели, но там я не был, значит пока опасаться нечего.
– В Берлин тоже нельзя возвращаться, тебя считают погибшим, и после тех событий отношения с пуштунами сильно испортились. Абвер это припомнит. Они не терпят провалов.
– Побуду пока нищим и бездомным, на улицах меня среди попрошаек искать не будут ни те, ни другие.
Я задумался. В тот период велась работа по ремонту только что купленного дома, и мне нужен был свой человек в доме, чтобы присматривать за рабочими и опытный оперативник для решения различных вопросов, как в Калькутте, так и в Индии.
– Слушай, поступай ко мне на службу. Новые документы для тебя я сделаю. В Берлин доложу, что нашел нового служащего весьма полезного знающего город и его жителей. Ты сильно изменился, трудно узнать, а если примешь вид благочестивого немца, смоешь грязь и афганский загар, побреешься и подстрижешься, то никто не узнает!
Дитрих задумался.
– Из меня плохой дворецкий получится, левую руку в горах сильно повредил, провалился в трещину, это меня и спасло. Пуштуны подумали, что мне конец, но они просчитались, просто поленились спуститься вниз и проверить. Сидели и ждали три дня на краю расщелины, вдруг я вылезу. Без еды еще ничего, а вот без воды совсем плохо было, да и шевелиться нельзя, услышат. На четвертый день ушли, бросив вниз пару гранат. Но я по разговору понял, что они хотят предпринять и спрятался за выступ в скале. Контузило сильно, из ушей кровь пошла. Теперь слышу только на одно ухо. Второе для красоты, – Витцель усмехнулся.
– Но на этом дело не закончилось, – продолжил свой рассказ Дитрих, – я узнал из своих источников, что та группа, что меня ждала у трещины, была казнена своими соплеменниками по возвращению за то, что не предоставили мою голову как доказательство. Вторая группа уже с веревками и снаряжением спустилась вниз, но меня там уже не было. Чудом удалось выбраться. Помогла подготовка в разведшколе. Вот так они и поняли, что я живой. Продолжили поиски, увеличив награду за мою голову.
– В нашем деле порой физическая сила не так важна, как ум, чутье и опыт. А у тебя этого в достатке, так что соглашайся, да и выбора практически нет, – я протянул ему руку.
– Так он и остался со мной, конечно, пришлось доложить в Берлин, справить ему новые документы, отмыть и привести в порядок,– продолжил свой рассказ Генрих, но я ни разу не пожалел о том, что помог Дитриху в тот раз.
