Я усмехнулся:
– А, может, от тебя и правда будет толк.
-3-
На деле о бабушке и дедушке я знал до смешного мало.
По сути, мы общались довольно долго – лишь, когда мне было около десяти, они прекратили почему-то свои визиты, но до этого времени посещали стабильно раз в неделю. Но при всем этом я бы даже не смог сказать их имена – не знаю, говорили ли они их вообще, да и зачем. Я всегда их называл «ба» и «деда», и их вполне это устраивало. Я же для них был «наш милый Томми».
Какая все-таки ирония! Столько лет общаться с родственниками и даже не иметь понятия, об их именах, номерах и адресе.
Однако, понятное дело, я не рассказал Лоре все, что знал на самом деле. Уже придя домой, я решил, что даже сказанного ей оказалось слишком много для какой-то девчонки из Чандлера с сомнительной репутацией. Надо было сказать от силы о болезни, и что это вакцина от нее, а не пересказывать добрую часть своей жизни.
Делай вид, что доверяешь людям целиком и полностью – но никогда не делай этого на самом деле. Вот как говорил мой отец – поэтому он всегда нравился людям, пользовался любовью знакомых, женщин и друзей, но при этом его никто никогда не мог опрокинуть, потому что доподлинно о себе и своей жизни знал лишь он сам.
Ну и я.
Версия с матерью, точнее с ее уходом, была не совсем правдивая. То, что я сказал Лоре – скорее было псевдоофициальным заявлением, которое по умолчанию подтверждали бабушка с дедушкой, и то скорее переходя на другую тему.
И то, что я не интересовался матерью – тоже было кривление душой. Единственное, что я на этот счет сказал правдивое Лоре – это то, что к 10 годам мне уже стало на нее глубоко плевать, но привело к этому ни то, что я ее никогда не знал.
И не то, что она побоялась некоторой ответственности за больного ребенка. Не уверен, что я смог бы в свои 10 лет возненавидеть ее за то, что она не захотела нянчиться с моими болячками. Я был мальчишкой и сам тогда ненавидел свою постоянную уязвимость перед всякой дрянью, и не до конца одуплял, что мать – это немного другое. И ее должно было парить, а не пугать мое здоровье.
Но так или иначе – тогда этот фактор не стал бы ключевым.
Повлияло другое.
Я постоянно в детстве спрашивал у отца про мать. Он не сочинял мне ложные идиотские истории, как то любят делать мамаши, а-ля «твой папочка улетел в космос» или «уплыл в далекое плавание». Ага, а потом пришвартовался у острова виски и шлюх. Так полмира отцов до сих пор плавает.
Нет, он сразу сказал мне, когда я начал уже сильно в четыре года докапываться до него с этим вопросом, что нужно подождать.
« – Зачем! Скажи, где мама! Она скучает по мне? Она придет?
Губы отца сжались и он едва заметно мотнул головой, после чего присел предо мной на корточки.
– Послушай, Томми. Я обязательно расскажу тебе о твоей матери все, что только знаю сам, но когда ты станешь немного постарше. Думаю, так будет лучше, или ты хочешь услышать сказку про Королеву Цветов, которая отправилась назад в свое Королевство?
– А мама была Королевой?
Папа устало хмыкнул.
– Нет, сынок, твоя мать не была Королевой. Только если одной страны.
– Какой?
– Я обязательно расскажу тебе позже.
– Когда?
– Давай условимся на 8 лет, идет?
Я надулся и слезы обиды, смешанные с капризом, потекли по моим щекам. Я сжал плюшевого жирафа, который тогда был моей любимой игрушкой, еще крепче и прижал к себе:
– Это.. это еще ..
