Пробуя португальский эспрессо с мороженным шариком, я не заметил, как появился Секир, долго бродивший по залу, пока не заметил меня. Даже Секир выполнил дресс–код. Костюм его немного узок и наверняка сжимал плечи, но Секир стеснялся одеваться в салонах ХХL. Широкая черная майка с надписью на спине «Big Boy» была его любимым аксессуаром. В строгом костюме он тяжело дышал и потел. Бедный гигант Секир…
– Вот ты где! – гаркнул он, присаживаясь напротив.
– Добрый день, Миш.
– Чего такой серьезный?
– Скажи спасибо, что я не называю тебя Потапычем. Сейчас ты на него очень похож.
Но я вовремя отставил прозвища в сторону, чтоб господин Моховской не подумал, что мы банда полоумных придурков.
– А что у тебя на лбу? Звезда?
– Звездочка, – глажу я бровь, символически скрывая дефект. – А где Белкин?
– Опаздывает. Скинул сообщение. У него проблемы.
– Вы разве не вместе…?
– Я послал эту сучку и двинул спать.
– Ты не изменил себе. Поздравляю!
– Уподобляться Белкину – все равно, что стрелять в тире в упор из гранатомета и выбивать десять очков. Гнилая она какая-то попалась и тощая как цапля. Знаешь, я люблю женщин в теле, чтоб было за что взять. С широкими бедрами. Бедра – это главное, понимаешь? Бедра меня заводят.
Мне в облом слушать его предпочтения, поэтому я попытался сменить тему и перевести разговор в конструктивное русло, заговорив о проектах и Моховском. Эта была крупная рыба, доселе не заплывавшая к нам. Секир сам удивлялся, что Моховской обратился к нашим скромным услугам, и никак не мог объяснить этот феноменальный факт и не предполагал, кто рискнул подкинуть нам этого ядреного перца.
Секир закурил, отчего мне пришлось повторить его слабость. Некурящие поодаль не попадались.
На входе показался Белкин. Я невольно улыбнулся. Выглядел он еще хуже. Над той же бровью нависал приклеенный пластырь. Неужели у него тоже вскочил красный прыщ?! Вот, подлец!
– Ты опоздал, – выпустил я клубок дыма. – Что с тобой стряслось? Тебя изнасиловали?
Секир стряхнул пепел и ухмыльнулся:
– Да ты, брат, порезан, будь здоров. Кто тебе шею исцарапал? Мери любит садомазо?
Белкин присел и выдохнул. На его шее красовались свежие царапины от острых ногтей, а пластырь на вид оказался больше, чем я ожидал. Так не замазывают прыщи. Это еще сильнее привлекало внимание и выглядело куда менее эстетично.
– Сучка эта потаскуха! – выпалил он, ерзая на стуле.
– Прозрел, – ерничал Секир. – Хорошо, что я оставил вас наедине.
– Зря, – сказал Белкин, потирая затылок. – Ты бы прикончил ее! Она решила отыметь меня по полной. Подсыпала мне дерьма в шампанское, какую-то дурь, отчего голова кружится, и ноги подкашиваются. Решила усыпить и обчистить как последнего лоха. Я чуть не опрокинулся, но что-то не сработало. То ли с дозой напутала, то ли массу мою не рассчитала. В общем, я коньки не отбросил. Очнулся, а она шмоняет в моем пиджаке. Я приподнялся и дернул ее за руку. Та не ожидала, отскочила – шерсть дыбом, как у бешеной кошки, и ударила меня в лоб. Рассекла кожу, хлынула кровь. Я взревел и пошел на нее горой, схватил за плечо, а она вцепилась в меня когтями. Больно, бля! Я второй рукой втащил ей в нос, но удар получился слабым. Слабость все же мешает, и мошки перед глазами прыгают в ритме сальсы. Та схватила бутылку и в меня. На редкость удачно увернулся. Та блядь к выходу, а я за ней, но проворная оказалась баба. Махнула хвостом и за порог, а меня реально подкосило. Подполз до порога, а за ним пусто. Скатилась, видимо, кубарем вниз и наутек. Я облокотился на стену и вытирал кровь с лица. Зверски саданула, но швы накладывать не пришлось. Примочил остатками шампанского. Кровь свернулась. Ссадина есть, ее заклеил. Скажу, что ударился об косяк или в аварию влетел. Отмазки придумал. Стыдно, ей Богу, что так попал. Никогда раньше не нарывался!
