Я взяла банковскую пачку, разорвала и отсчитала причитающийся мне гонорар. Положила его в пластиковую чашку и поставила чашку в холодильник – ведь в холодильнике деньги у меня еще не находили, значит, пока что ему можно доверять.
Взяла свою сумочку из коридорного шкафа, запихала туда немного похудевший сверток, закинула сумку на плечо, снова взяла на руки Петера, закрыла квартиру на ключ и пошла к лифту. (С коляской только лишняя возня. И потом, если нарушаешь одно правило, то какая уже разница, нарушишь ли ты второе.)
Когда я выходила из подъезда, то нос к носу столкнулась с Томасом.
– За хлебом ходил, – взмахнул он рукой с буханкой, – в пекарню на углу.
Разве я его о чем-то спрашивала? Зато он спросил:
– А вы куда на ночь глядя?
– Прогуляться.
– Разве ему не пора спать?
Он что, себя няней вообразил?
– Не пора, – коротко ответила я, шагая к светофору.
Томас увязался за нами.
– Позволь мне тебя сопровождать.
– Зачем это?
Нет, ну что за приставучий тип!
– Затем, что уже темно.
– Еще нет и восьми!
– Значит, затем, чтобы составить тебе компанию.
– Вот еще чего не хватало.
– Ну хорошо.
И он остался на одной стороне улицы, а я перешла на другую.
Поворот за угол. Еще квартал. Вот и «Приходите с малышами». Еще открыто – кафе работало до восьми даже по воскресеньям. Внутри почти никого не было, и я выбрала столик в углу, возле окна. Усадила Петера на оранжевую лавку и сама села рядом. Столы и стулья в кафе немного ниже, чем обычные, специально, чтобы детям было удобно.
Ко мне подошла официантка Пепи – веселая и веснушчатая, моя ровесница:
– Меню? Здравствуй, Алисия.
– Привет. Как дела?
– Отлично. А у тебя? Новенький? – Она улыбнулась Петеру, а он улыбнулся в ответ и ручкой потянулся к цветному бейджику на ее груди.
– Нет, лапусик, это бейджик, он для работы, видишь, написано – Пепина Аль Чарм. Так меня зовут.
– Зуву, – попытался повторить последнее слово Петер.
А я сказала:
– Меню не надо, Пепи. Нам кашу овсяную с яблоками и воды. Еще гамбургер с колой – мне. – Только в кафе я вспомнила, какая голодная.
Пепи кивнула и ушла.
За столиком в центре расположилась семейная пара с двумя детьми. Дети галдели, мать делала им замечания, отец поглядывал на часы: видимо, прикидывал, успеет на начало трансляции бейсбольного матча или нет.
Минут через пять Пепи принесла наш заказ. Я показала Петеру, как держать ложку. Ложка ему понравилась, но он не хотел опускать ее в кашу, а хотел молотить ею по столу. Поэтому я взяла ложку сама и стала скармливать ему кашу правой рукой, а левой, пока он жевал, скармливать себе гамбургер.
Семья с детьми стала шумно вставать из-за стола, Пепи принесла им счет, и они вышли.
Мы тоже скоро все доели, запили каждый своим напитком. Пепи скрылась за дверьми кухни. А так как мы спешили – застать безответственного папашу Олимпуса, пока он не успел собрать вещички, – то я велела Петеру сидеть на месте, а сама подошла к барной стойке и крикнула:
– Пепи!
Пепи вышла, взяла деньги и пожелала спокойной ночи. Я обернулась… И увидела, что за столиком у окна никого нет! И под столиком – тоже! Памятуя о дневном «исчезновении» Петера у меня в гостиной, я взглянула на потолок – никого!
Пепи выбежала из-за барной стойки. Сказала:
– Может, на улицу потопал?
– Да он толком еще не ходит! Только ползает!
– Может, уполз?
Мы выбежали на улицу. Тротуар был освещен фонарями. И на тротуаре было совершенно пусто. Ох, боже мой! Что же! Где же! А вдруг он умеет растворяться в темноте, ну то есть становиться невидимым? Вот почему этот чертов Гермес и не советовал гулять с наступлением сумерек!
