– Почему остановились? – послышался пьяный голос апостольского нунция (высший дипломатический представитель Святого Престола) кардинал Мастема. Его красное оттёкшее лицо появилось из двери кареты отведённой ему одному, а следом всё тело вывалилось наружу. – Что стоим, я спрашиваю? – мятый мантеле́т (накидка без рукавов, элемент облачения высокопоставленного сана), тонзура (выбритое место на макушке) с остатками взъерошенных волос и кубок с алтарным вином в руке. Для нунция Мастема этот марш ничто иное, как ссылка. Он не желал и не стремился к этой должности. В уныние он провёл всю дорогу и выбираться из него он не собирается. – Так всё же, мне кто-нибудь ответит или мне самому нужно идти в начало строя? – нунций Мастема продолжает краснеть, надрывая связки, но на него никто не обращает внимание и это заводит его ещё сильнее. – Ко мне! Объясните мне…
– Позор, презренный… – не сдержался Саммаэль, стоя в начале марша перед каменой дланью. – О чём только думал камерарий выбрав этого презренного…
– “Оставь надежду вперёд идущий, там ждёт тебя лишь пепел и забвенье”, – прочёл с руки Конрад Мракобес – второй инквизитор в марше из четырёх. – Как кстати написали и с глубоким смыслом звучит. Эта фраза подходит и к нашей дороге, и к тому о чём ты спросил, брат, – улыбнулся Конрад поглядывая на Саммаэля.
– Я бы хотел улыбнуться Конрад, но скулы сводит от неприязни к нунцию, – Саммаэль чётко слышит вопли разъярённого кардинала там позади, что мечется возле своей кареты так и не осиля отойти от неё.
– У меня есть правило, если ты сомневаешься в своей правоте, взгляни на оружие, что держишь в руке и оно тебе подскажет, – Конрад многозначно улыбнулся, глядя на пляшущего нунция, чувствуя на поясе увесистую тяжесть «утренней звезды», излюбленного оружия – булавы с шипованным оголовьем.
– Что может подсказать холодная, бездушная сталь в руке кроме того, что нужно убивать? – в руках Саммаэля нет оружия, но почему-то он представил меч.
– Цель всегда оправдывает средства… – Конрад оскалился широкой ухмылкой и посмотрел на реакцию Саммаэля. Его грубые черты лица и крупное телосложение, по сравнению с подтянутым Саммаэлем, всегда заставляют принимать его слова в серьёз, даже не смотря на то, какую бессмыслицу он сейчас произносит.
– Брат, твоя жестокостью за частую выходит за рамки разумного, – Саммаэль хмуро ответил его настойчивости, без доли страха к такому собеседнику.
– В ней та и заключается абсолютная истина, которая никогда не изменится в нашем деле…
– Милосердие и справедливость – вот наша истина, если ты не забыл, брат? А уж потом жестокость…
– Мир всем, – усмехнулся Конрад и провёл по письменам на каменной руке. – Всё едино, брат.
– Если вы закончили, то теперь, пожалуй, я скажу… – раздался хриплый старческий голос из-за каменного изваяния. Сразу и не заметишь, но всё это время в его тени сидел грязный дед. Его можно было не заметить сразу, но теперь точно неразвидеть. По принадлежности не понять кто он, но дорогие лохмотья намекают на важность персоны. – Вы не успели, Империи больше нет… – старик начал подниматься и его подхватил ещё более неприметный незнакомец. По сумке, из которой торчит край книги, можно сделать предположение, что это придворный писарь и это предположение будет верно.
– Не скажи старик, всё в плоть до наоборот, наша работа только начинается, – Конрад не перестаёт улыбаться, даже не смотря на то что это теперь удивление от появление незнакомого старика.
