– А-а, – махнул я рукой, – слишком хорошо – тоже плохо, – и, удовлетворенный, пошел к зеркалу.
Ну что сказать, смотрелось внушительно. Алый кушак, блестящие рукава мифрильной кольчуги, массивные «кулаки» латных перчаток, окованные сапоги и чуть высовывающиеся из-под кольчуги штаны, в эти сапоги заправленные – натуральный рыцарь. Вот только шлема действительно не хватало.
«Надо будет поискать, – решил я, – а то действительно какой-то неполный образ получился».
Тут еще и игроманское прошлое вдруг взыграло. Как же, рарный сет редкой классовой брони и, понимаете ли, некомплект. Непорядок!
– Опять ерундой страдаете?.. – впорхнув через окно черной тучкой, материализовалась в моем скромном жилище Элеонора. – Ой! – совсем по-девчачьи вскрикнула она, когда, дернувшись на голос, я резко развернулся.
Страх. Пусть на секунду, пусть мимолетно, но самый настоящий страх увидел я в ее глазах, когда магичка отшатнулась назад, рефлекторно прижимая руки к груди. Шагнув за ней следом, я, подчиняясь какому-то наитию, схватил ее, грубо прижал к себе и впился в приоткрытые губы, жадно целуя. И в этот раз меня не оттолкнули, не попытались ударить. Наоборот, когда прошел первый ступор, я почувствовал, как она чуть обмякла в стальном кольце моих рук, а спустя пару секунд и ответила на поцелуй.
Сказать, что мы целовались целую вечность, было бы, конечно, большим преувеличением, но с полминуты она от меня не отрывалась точно. Потом, когда я, несколько смутившись такому своему напору, ее отпустил, она, поправив сбившуюся прическу, задумчиво оглядела меня и произнесла чуть с хрипотцой:
– А ты и в самом деле изменился, Паша. Да и броня эта, веет от нее… Я в первый момент тебя даже не узнала. Почудилось, что стоит кто-то грозный и опасный, до того опасный, что даже холодок по телу пробежал.
Смутившись еще сильнее и не зная, что на это ответить, я поинтересовался:
– А резерв-то подрос?
– Подрос, – ответила она. Затем как-то так, по-особенному провела ладонью по черной ткани на моей груди и, чмокнув в губы еще раз, произнесла:
– Ну все, мальчики, мне пора. Много не пейте и не шалите. Пока!
Снова превратившись в черную тучку, она так же, как и прилетела минуту назад, унеслась прочь, вновь оставив нас с Глушаковым вдвоем.
Я обернулся, чтобы увидеть, как Сергей показывает мне большой палец.
– Мужик! Давно пора.
– Блин, не знаю, что на меня нашло… – почесал я затылок.
– Да неужели? – хмыкнул трудовик, улыбаясь. – Это, Паш, называется «вера в себя».
– Ну да… – протянул я с некоторым сомнением. – А может, это броня? Действует на меня таким образом, что я себя круче гор почувствовал, а?
– Да что броня, – отмахнулся Глушаков, – железка. Дух и сила воли – вот что решает. А броня так, придает чуть больше уверенности и только, остальное – ты сам. Хотя не спорю, в древности инквизиторы знали толк в обмундировании. Смотришься очень убедительно.
– Шлем бы еще…
Я подошел обратно к зеркалу, снова взявшись за разглядывание себя любимого.
– И плащ.
– Черный с красным подбоем? – ненавязчиво поинтересовался Сергей, и я кивнул:
– Смотрелось бы шикарно.
Покрутившись перед зеркалом еще немного, я невольно задумался о прогрессирующем нарциссизме и, со вздохом отвернувшись, сказал:
– Ладно, хватит любоваться. Есть дела и поважней.
– Как и у меня, – хлопнув ладонями по коленям, решительно поднялся Глушаков. – Пойду жену успокою, да и остальных тоже.
