Ирина, повернувшись на подушке, уставилась прямо в профиль спящего Турецкого. Профиль остался неподвижен и невозмутим.
«Что-то нехорошее происходит между нами в последнее время, – тихонько вздохнула Ирина. – Он мне врет, я… Я ему тоже зачем-то соврала, что была дома, а на самом деле… На самом деле была у Антона, выслушивала его признания… А когда пришел домой Саша, притворилась, будто сплю… Как же сложно все! И напряжение какое-то нагнетается, будто перед грозой. Жарко, вдали погромыхивает, скоро начнут сверкать молнии, и в кого-то еще они попадут?»
Турецкий улыбнулся. По-видимому, ему снилось что-то хорошее и светлое.
«Новую любовницу видит, – с неприязнью, которую больше не хотелось сдерживать, подумала Ирина. – При виде меня он почему-то так не улыбается!»
Отбросив простыню, Ирина села на супружеской постели, отметив, что правильно вчера перед приходом Турецкого сообразила надеть ночную рубашку, несмотря на жару. Скандалить голышом было бы труднее. А сейчас она намеревалась именно поскандалить. Психологическая наука, которой Ирина Генриховна посвятила немалую часть своего времени, утверждает, что скандал – не метод выяснения отношений, но… Когда доходило до перипетий собственной личной жизни, Ирина Турецкая не считалась с рекомендациями выдающихся психологов. Она не верила, будто худой мир лучше доброй ссоры. Ссора, точнее, ее худшая разновидность, скандал – оружие, которое она в многолетней любви-войне с мужем применяла часто и охотно. Особенно когда речь шла о его изменах…
Лицо спящего приобрело сладострастное выражение. До неприличия сладострастное. Прямо какой-то послеполуденный отдых фавна!
– Турецкий! – сказала Ирина голосом, не сулящим ничего хорошего.
Турецкий чмокнул губами и перевернулся на бок, обратив к жене стриженую гладь русого, с немалой уже примесью седины, затылка. Затылок, в отличие от выдающего блудные помыслы лица, выглядел таким родным и беззащитным, что градус боевого накала снизился.
– Шура, – все еще требовательно, но не так резко, произнесла Ирина.
На этот раз голос супруги пробился сквозь сонную пелену. Взвопив что-то нечленораздельное, Александр Борисович соскочил с кровати и на автопилоте принялся натягивать трусы и брюки – он вчера лег обнаженным, в отличие от жены!
– Что, проспал? – наконец-то Турецкий смог выжать из себя внятные слова.
– Нет, Шура. – В голосе Ирины не осталось и следа предшествовавшего гнева, наоборот, он звучал мягко – подозрительно мягко. – Будильник еще не звонил. Я тебя разбудила, потому что считаю, нам надо поговорить.
Посмотрев на электронные часы, Турецкий замер на одной ноге, со штаниной в руках. Застонал. Рухнул на край кровати. Брюки так и остались не надеты.
– Какого черта, Ирка? Еще семи нет! Я лег в полтретьего ночи, устал, как собака…
Ирина собиралась запальчиво провозгласить, что сама легла не раньше, но спохватилась: ведь вчера, звоня из квартиры Плетнева на мобильник Турецкому, она сказала, что находится дома и сейчас же ложится спать! Людям, непривычным ко лжи, когда они к ней все-таки прибегают, надо постоянно следить за собой, чтобы не ляпнуть лишнего.
И тут же крохотный червячок шевельнулся в сердце: «А ведь до того, как в твоей жизни появился Антон Плетнев, тебе не приходилось врать мужу. Он тебе изменял, зато ты могла чувствовать себя во всем правой и безупречной…»
– Вот-вот, я как раз собиралась обсудить с тобой то, от чего ты так устал, – после небольшого колебания избрала беспроигрышный вариант Ирина.
