Но, как я и говорил, мне терять уже было нечего, и я, врезав одному по хоботу, повалил его, а другой так и стоял, удивлённо хлопая фасетчатыми глазами как объектив фотоаппарата.
В освободившееся пространство я ввернулся, словно штопор, и помчался по коридору прочь. Лучи лазеров преследователей, почему-то меня не задевая, прошивали пространство вокруг и ударялись о стены и потолок. У меня даже проскочила шальная мысль – может им был дан приказ захватить меня живым?
Ага, как же, так я вам и дался! – продолжая бежать, прошептал я.
Дальше мой путь к свободе преградила металлическая дверь. Открыв её, я растерянно остановился. Помещение было заполнено различными механизмами и змеевиками. Они, шипели, попискивали, и даже погукивали. Среди этой какофонии звуков иногда, словно отмеряя определённые промежутки времени, раздавался тихий звон колокольчика, как у пишущей машинки в конце каждой строчки.
Это машинный зал, догадался я. Куда бежать дальше? Куда? Преследователи были совсем близко. Они даже стрелять в мою сторону перестали, вероятно, боясь повредить механизмы. Я заметался в поисках выхода. В какую бы сторону я не бросался, везде были механизмы с узкими проходами между ними, и ни одного выхода. Я попался, понял я, они загнали меня туда, куда хотели! Если бы я знал устройство корабля…, если бы я знал, с горечью подумал я, и поднял руки. У меня ещё хватило сил, чтобы пошутить – «Сдаюсь милорды», и добавить шёпотом – чтоб вы сдохли, паразиты.
* * *
Уже идя под конвоем обратно в камеру, мне почему-то неожиданно вспомнились свои последние слова, произнесённые шёпотом – «паразиты». Почему я сказал «паразиты»? И ответ сам пришёл ко мне. Да ведь они похожи на… тараканов, на огромных тараканов. А я-то мучался столько времени не понимая, отчего мне их облик кого-то напоминает. А оно, видишь, как получается!
Я думал, что меня отведут назад, в «обжитую» мной камеру, но нет. Мы шли по незнакомому мне коридору и, когда меня втолкнули в открывшуюся дверь какого-то помещения, то оказались перед расположенными в два ряда, клетками. В одну из них меня, как я не сопротивлялся, и затолкали. Даа…, с горечью констатировал я, поменял шило на мыло…
Воздух помещения был пропитан устойчивым запахом страха, ужаса и какой-то безысходности, я это сразу почувствовал, и содрогнулся от напавшей на меня тоски и отчаяния.
Роботы, заперев клетку, покинули помещение – я остался один на один, со своими, довольно не радостными, мыслями.
Другие клетки были пусты, и мне не с кем было поговорить, поделиться своими мыслями, или хотя бы пожаловаться на судьбу. С другой стороны, одиночество располагает к философствованию и ревизии своих действий, поступков, своей жизни. И вот тут-то ты и начинаешь анализировать, благо никто не мешает.
В жизни всякое может случиться – и хорошее и плохое. Чаще всего именно в условиях нежелательного одиночества, одиночества не по своей воле, наступает такой момент, когда человек решает, кто он – человек или амёба, когда ему приходится решать раз и навсегда – быть ему рабом своей судьбы, или её господином!
Такой момент наступил и для меня.
Мой неудачный побег показал, что справиться с инопланетянами не так-то просто, даже невозможно. Если бы я был не в космической тарелке, а на Земле, то хоть какая-то надежда на удачный побег могла быть – это раз. Далее, покориться и стать «кормушкой», или подопытным животным для них…, но это до тех пор, пока во мне есть нужда? А, затем? Затем, всё равно смерть! Какой путь выбрать? Прекратить борьбу и выбрать путь раба обстоятельств, или всё же попытаться совершить новый побег, даже если он и закончится смертью? Сложный выбор…
