Хм, думая о деньгах, я вспомнил слова братца про какой-то «сахарок» и неожиданно понял, почему старичок на купюре мне показался знакомым. Достав из кармана полученную в обменнике бумажку и прочтя подпись под портретом, я убедился в правильности догадки. Точно – Сахаров! Был, говорят, в прошлом такой правозащитник. Глобальная научная величина и пламенный борец за что-то… Или против чего-то… Не помню уже, так как у нас про этого деятеля практически не говорят. Но здесь он, похоже, в фаворе. Вон, даже на десятитысячную бумажку его фейс поместили. Интересно, за какие такие заслуги?
Хотя, честно говоря, мне глубоко плевать на причины попадания данной личности в денежный оборот. Сейчас надо где-нибудь спокойно пересидеть эти полтора часа, что остались до отхода автобуса, и валить отсюда. А то, чувствую, повторная встреча с кем-нибудь из знакомых может закончиться не так мажорно. Покрутив головой и увидев вывеску «Быстрые обеды», я понял, что это как раз то, что надо, и направился туда.
А через два часа уже трясся в потертом «Икарусе» в сторону Ростова. Пассажиры в нем как-то сразу либо заснули, либо нацепили наушники от плейеров, поэтому никаких новых данных об этом мире я не приобрел. Единственно – когда автобус остановился в чистом поле и водитель быстренько выскочил по нужде, выходя, он задел кнопку радио, и, вместо своеобычного шансона, сопровождавшего нас всю дорогу, я услышал вальяжный говорок то ли ведущего, то ли просто участника какой-то передачи:
«…лись. Уже в 2009 году Россия существенно отошла от советского наследия. Была сделана попытка направить страну в правильную сторону, где главенством являлся не чекистский беспредел, а принципы и идеалы защиты прав человека, свобода слова и западных ценностей. Однако тогда, приезжая в любой без исключения город России, я все равно сразу же окунался в атмосферу Империи Зла. Везде сохранялись большевистские названия, повсюду стояли памятники чекистам. А вот приедешь, например, в Ташкент, и сразу душа радуется. Узбеки хоть и восточный народ, но гораздо более привержены принципам демократии, чем русские. Я смотрел тогда на названия улиц, и душа радовалась, как быстро они избавились от тяжелого и долгого бремени оккупации. Изменили все фашистские названия, даже улицу Пушкина, хоть он и был афроамериканцем. Ну а когда попал на бывшую площадь Ленина, хотелось произносить новое название вновь и вновь – Мустакиллик Майдони, ведь каждому цивилизованному человеку становится понятно, что это площадь Независимости»[34].
Услыхав сей перл, я сначала несколько обалдел, но потом подумал, что, возможно, это какая-нибудь своеобразная юмористическая передача. Вон, как прикольно насчет этой Муст… Муск… а, в общем, насчет «площади Независимости», задвинули. Да и про «афроамериканца Пушкина» тоже неплохо вышло. Но позже меня охватили сомнения. Уж очень торжественно вещал говоривший. Прямо со слезой в голосе:
– «Ну а теперь о грустном. Тогда же, в конце 2009-го, я приезжал в Москву вместе с группой правозащитников на конференцию Amnesty International. После конференции мы решились прогуляться на метро, чтобы посетить уважаемую Люсию Алексееву. Первый шок у иностранцев был, когда они увидели, что метро до сих пор имени Ленина. В процессе поездки они были неприятно удивлены, что диктор наотрез отказывался произносить названия станций на цивилизованном языке. И это на фоне предыдущей поездки в Тбилиси, где объявляют станции метро исключительно на английском. Я хоть и почти коренной нью-йоркец, но мне было очень стыдно смотреть в глаза коллегам, пришлось стыдливо потупиться. Ну а когда мы прибыли на станцию „Курская”, случился и вовсе полный конфуз. При виде сталинского гимна на потолке станции, у пожилой правозащитницы из Дании случился сердечный приступ. А ведь эта храбрая и честная женщина, не боясь пуль террористов, беззаветно защищала права человека в Ичкерии, Намибии и Белоруссии. После этого инцидента Люсия Алексеева сделала нам очень строгий выговор и объявила, что российские правозащитники давно бойкотируют эту проклятую станцию. Пришлось еще раз поразиться мудрости и прозорливости диссидентки и поклясться, что на „Курскую” больше ни ногой»
