Тут дверь распахнулась, появился отец Ильи с большим ведром. Не успел я понять, что он собирается сделать, как мужик без лишних слов выплеснул грязную жидкость на остервенело колотящую друг друга парочку. Вместе с водой из ведра вылетела темно-коричневая тряпка и упала Ляле прямо на голову.
– Идиот! – завопила жена, пытаясь стащить «платок». – Совсем… сраный!
– Сама… – спокойно ответил супруг, – драку в больнице затеяла!
– Она первая начала, – взвизгнула Ляля, тыча пальцем в Варю.
Я быстро встал между женщинами.
– Дамы, брэк! Успокойтесь, никто не виноват. Варя, вы пойдите в туалет, умойтесь, а вы, Ляля, лучше займитесь сыном. Илья, похоже, жив и более или менее здоров. В его возрасте синяки и ссадины быстро проходят.
Неожиданно женщины послушались. Варя выскользнула за дверь, Ляля, тяжело дыша, села на кровать. Степан Аркадьевич, очень довольный, что инцидент исчерпан, воскликнул:
– Пойду уборщицу позову, – и исчез в коридоре.
Нас осталось четверо. Илья лежал на постели, Ляля сидела рядом, отец облокотился о подоконник, а я устроился на одной из незастеленных коек. Курить тут, естественно, нельзя, но очень хочется. Наверное, нужно пойти поискать место для курения.
– Миша, – напряженным голосом неожиданно спросила Ляля, – что это с ним?
Муж приблизился к жене.
– Спит просто.
– С открытыми глазами?
– Ну… вроде…
Я соскочил с комкастого матраца и подошел к изголовью кровати. На меня неожиданно повеяло холодом. Илья лежал, неудобно вывернув голову. Рот его был приоткрыт, широко распахнутые глаза смотрели в потолок, покрытый серо-зелеными разводами. Щеки у парня ввалились, нос слегка вытянулся, и меньше всего он был похож на живого, мирно спящего человека.
– Чтой-то? – прошептала Ляля. – Илюшенька, отзовись.
У меня сжался желудок, я схватил женщину за плечи и заорал:
– Степан Аркадьевич!!!
Доктор влетел в палату, за ним неслась парочка мужчин в халатах. Поднялась суматоха, абсолютно зряшная. Нас вытолкали в коридор, потом в палату ввезли какие-то приборы самого устрашающего вида. Варя, успевшая более или менее привести себя в порядок, сидела на стуле около Ляли. Я заметил, что недавно убивавшие друг друга женщины трогательно держатся за руки. Миша бегал по коридору, мотаясь туда-сюда, словно безумный маятник.
Наконец из палаты вышел врач, не Степан Аркадьевич, а другой, совсем молоденький, просто мальчик, и хмурым басом сказал:
– Мы не боги.
– Он проснулся? – с наивной надеждой спросила Ляля. – Ему лучше, да?
Врач покачал головой и почти бегом удалился по коридору.
– Миша, – жалобно протянула Ляля, – что это? Не пойму никак.
Муж шагнул к жене, и тут я услышал легкий стук. Это Варя, не выдержав напряжения, свалилась без чувств на старательно вымытый линолеум.
В Москве я очутился только в девять часов вечера с неутешительными сведениями. Причина смерти Ильи оставалась неясной, вскрытие проведут только завтра, Алена, вернее, ее тело, покоится где-то на дне реки. Пришедшая в себя Варя словно заведенная повторяла, что Алена была лучшим человеком на свете, ее обожали все, кроме Марины Райковой, которая и пыталась убить Шергину.
– Она столкнула автомобиль с обрыва, – монотонно бубнила Варя, – Райкова, я знаю!
Я пытался вразумить Варю:
– Но это невозможно!
– Она, – талдычила Варя, – больше некому. Алену любили все-все.
С Лялей и Мишей мне тоже переговорить не удалось, родители Ильи пребывали в шоковом состоянии.
