– Хорошо.
Наши ладони тут же окутало сияние, и дракон ошарашенно произнес:
– Небо приняло уговор за клятву…
Я, не менее удивленная, лишь прошептала себе под нос:
– Интересное тут нотариальное подтверждение договоров. Аккуратнее надо за руки хвататься.
Когда же сияние угасло, брюнет спросил:
– Так куда идти?
– К кнессу Верхнего предела.
Глаза дракона при этих словах полыхнули золотом, а я поняла: таки убьет. Весь остаток своей жизни по земле проходит, не выплатит долг, но точно пришибет.
Отчасти я его понимала: только на волю сбежал, а его прямиком к палачу посылают.
Впрочем, дракон стоически выдержал хук судьбы в моем лице. Даже душить не начал. Но вот так выразительно посмотрел… Впору прикидывать, а не к лицу ли мне пеньковая удавка. Будь я честной, отзывчивой, доброй… в общем, не журналисткой по профессии, натуре и велению души, то непременно прониклась бы. Но, увы и ах, я лишь молча стояла и пережидала.
Глядя на ящера, поняла, что у настоящего мужчины молчание – самый громкий крик. Он не опустится до рукоприкладства, не обольет «ятями». Но вот ты стоишь, слушаешь тишину и понимаешь – все, баста!
Меня так поразила догма, которую я только что постигла, что я решилась разорвать тишину и, глядя на брюнета самым жалобным взглядом, на какой была способна, промяукала:
– Прости.
Дракон выдохнул и закрыл глаза, словно смотреть на меня было выше его сил, а потом, круто развернувшись, направился прочь.
Отойдя на десяток шагов и поняв, что я все еще стою неподвижно, он бросил через плечо:
– Пошли. Раз поклялся отвести, значит, отведу.
Признаться, я не ждала такого быстрого воплощения плана в жизнь, потому и замешкалась.
Дракон, сцепив зубы, вернулся ко мне, подхватил мой узел, запихнул в него и рюкзак, что валялся под деревом, потом, легко закинув его на плечо, потопал куда-то вглубь леса. Я, ясное дело, припустила за ним.
Так мы и шли некоторое время. Молча. Я сопела, стараясь приноровиться к размашистому шагу провожатого, он глядел вперед.
Через час инстинкт самосохранения все же капитулировал перед извечным женским любопытством вкупе с профессиональными журналистскими рефлексами. Я решилась задать вопрос. Для начала – нейтральный.
– Слушай, а как тебя зовут?
Дракон оглянулся, смерил меня еще одним взглядом из арсенала «жить надоело» и промолчал.
Я не унималась:
– Ну все же, как мне тебя называть?
Видимо, поняв, что женщину заставить замолчать можно тремя способами (причем патологоанатомы ратуют за самый кардинальный, а романтики – за самый чувственный), ящер выбрал самый быстрый. Просто ответил:
– Как хочешь.
– Ну что же, господин Какхочешь. У вас интересное имя, – сыронизировала я.
Подумав, что сама хороша – даже не представилась – решила исправить это упущение. Свое сокращенное имя – Шура – я не любила. Сколько раз кулаки в детстве сбивала, доказывая дворовым, что дразнилка к нему не клеится. Тетка Эльза его откровенно не переваривала, говорила, что ни «Саши», ни «Шуры» не несут в себе и намека на женственность. Официальное «Александра» красовалось только в подписях статей. А вот производное от него – Лекса – я любила. Тетя величала меня дома именно так.
– А меня можешь называть Лексой.
– Брок, – неожиданно буркнул месье Какхочешь.
«Ну Брок так Брок», – здраво рассудила я. Имя ему шло. Такое же сильное, уверенное. Раскат грома, не иначе. Да и хозяин ему под стать: высокий, широкий в плечах, с прямой спиной, черными волосами, спускающимися чуть ниже лопаток и с боков заплетенными в косицы – на эту картину я любовалась вот уже битый час.
