Я долго вертела последнюю фразу в голове, пока не вспомнила о пятом измерении. Вернее, о тех фокусах с расширением пространства, которые современная наука двадцать первого века провернуть пока не в силах, хотя и рьяно мечтает. Впрочем, грезит об этом феномене не только наука, но и столичные риелторы. Последние даже порой почти воплощают сие волшебство в жизнь, умудряясь разместить на пяти квадратных метрах двадцать пять таджиков.
Но если этот энг, как я поняла со слов Брока – правитель твердыни, – умирал, то что происходило с его «расширенным пространством»? Сворачивалось до первоначальных размеров?
Когда я высказала свою мысль, Брок долго хохотал.
– Нет, конечно. Даже после смерти энга долина останется долиной, а горы – горами. Ведь чтобы их создать, верховный дракон отдает часть себя. А умирая – растворяется в твердыне. Именно по такой незримой связи энг всегда находит свой парящий оплот. Идет к нему по зову, как на свет маяка, сколь бы далеко ни занесли дракона его крылья. И наоборот – твердыня стремится к своему хозяину…
– А кто живет на этих твердынях?
– Как кто? Драконы, конечно.
– И много? – Меня одолел журналистский азарт.
– Соглядатничаешь? – подозрительно уточнил Брок.
– Нет, любопытствую. Исключительно по-женски, – улыбнулась я, пряча в складках ткани диктофон.
– Ну-ну, – не поверил дракон, но все же ответил на вопрос: – Немало. Парящие твердыни – наш дом, наша земля, наша держава. И пусть это не цельный материк, а острова, наша связь прочна кровными узами. Мы едины духом, не то что ваше лоскутное одеяло.
Что именно под этим самым «одеялом» имел в виду Брок, я поняла чуть позже: на земле – вотчине людей – было множество урядов. Равнинники, верхние, болотники, горяне, песчаники – будто заплатки на лоскутном покрывале. Они вечно воевали меж собою за приграничное поле или лес, озеро или деревеньку. Хотя часто заключались союзы – двое кнессов братались против третьего.
Но так среди людей водилось не всегда. Когда-то и человеческое племя было единым, а потом… Впрочем, не только люди и драконы делили этот мир. Имелись еще и подземники. Границей с ними считалась земная твердь. Бородатые карлики выходили на свет солнца редко. Чаще всего – чтобы обменять дары рудных жил на урожай, выращенный под небесами.
Церги, или гномы, были теми еще хитрецами и плутами. С людьми особо не якшались. Зато и войн с родом человеческим эти норники не вели. А все потому, что карлики, в случае чего, тут же ныряли в свои штольни, и выковырять их оттуда не имелось никакой возможности. А направят отряд – так обвалы дело нехитрое. Магия же в подземном царстве не действовала: вся уходила в землю.
– Поэтому воевать с цергами заклинаниями бессмысленно, – и столько затаенной боли и отчаяния было в этой короткой фразе Брока, что после нее тишина повисла надолго.
– А кто еще тут есть? Феи, эльфы…
Я замолчала на полуслове, наткнувшись на внимательный взгляд золотистых глаз.
– Эльфы?
– Ну да. Длинноухие, тощие, в лесу живут, из лука стреляют… – Я старательно вспоминала приметы классического эльфа. Почему-то у меня он ассоциировался с недокормленным Орландо Блумом.
– Длинноухие есть. Только они не в лесах. В море.
Мое богатое воображение сразу же пририсовало белобрысому герою «Властелина Колец» жабры и пару ласт. И как-то я в момент в местных эльфах разочаровалась.
– Но я бы не советовал тебе к ним соваться. Злопамятные, надменные… Как-то был у них с посольством. Так одна приветственная речь длилась почти целый день, до захода солнца. А потом была наша, ответная, столь же краткая, – мстительно добавил Брок.
