– Честер Уильям Нимиц… – прошептал Кросс-Ландау со смесью страха, ненависти и благоговения. – Командующий Континентальным флотом. Но я уничтожил его флагман. Спалил дотла и пустил на дно вместе со всем экипажем… Никто не мог выжить в том пожаре. Никто… Так вот чего ты добивался, старый ублюдок. Все это время ты заманивал меня подальше от берега, чтобы сойтись лицом к лицу, один на один – и наконец отомстить. Что ж, тебе это удалось. Но так просто я не сдамся.
– Спрячьтесь. Вам нельзя колдовать. Я справлюсь сам.
Адмирал внимательно посмотрел на меня, потом запрокинул голову и рассмеялся.
– Ну-ну… Третьеклассник против величайшего рунного мага современности. Нет уж, Гектор. Если кому и прятаться – то явно не мне.
Подлодка сбавила ход, а затем и вовсе остановилась в полукилометре от нас.
Люк открылся, и на корпус взошел человек в серой униформе и фуражке. Одежда болталась на нем, как на скелете, да и сам он напоминал ожившего мертвеца.
Лицо и руки обгорели так, что больше напоминали освежеванную плоть. Страшные рубцы сплошь покрывали татуировки с теми же символами, что и на пушке.
И хоть колдовские знаки не уберегли хозяина от огня, все же сумели спасти от неминуемой смерти. Вот уж действительно – призрак прошлого.
Следом из лодки вышли четверо молодых американцев – без ожогов, но назвать их здоровыми язык бы не повернулся.
Такие же тощие, с посеревшими лицами и грязными бинтами – все несли печать нечеловеческих лишений и частых ран.
Глядя на них создавалось впечатление, что матросы заходят на свои тайные мятежные базы только для того, чтобы пополнить припасы и снова уйти в пучину.
Гребаный «Летучий голландец» с проклятым экипажем, павшим жертвой ненависти и злобы неприкаянного капитана.
– Генрих Кросс-Ландау! – Нимиц подошел к гаубице и коснулся казенника. – Я предлагаю тебе сдаться на милость Соединенных Штатов Америки. Твоим пассажирам и экипажу гарантирована полная неприкосновенность. Мне нужен только ты, Генрих. Чтобы повесть тебя, как военного преступника, коим ты и являешься.
– О чем это он?
– О незакрытых гештальтах, – проворчал старик.
– «Аризона», – «зомби» отогнул палец. – «Оклахома». И «Мериленд». Три безоружных корабля-лазарета под красными крестами. Три братские могилы для двух тысяч раненых солдат. Но для тебя любой солдат – это враг. А на войне все средства хороши – не так ли, Генрих? Не потому ли ты столь истово за мной гоняешься? Ведь я последний свидетель твоих злодеяний.
– Катись в Пекло, откуда и вылез, – рявкнул адмирал. – Я никому и никогда не сдамся! Ни при каких условиях!
– Правда? Даже при таких?
Честер подошел к одному из матросов, который все это время почему-то держал руки за спиной.
И щелчком сбросил фуражку, открыв взору темные вихры и впалые глаза с темными кругами.
Я узнал его сразу, хотя видел всего раз – и тот на фотокарточке в кулоне.
Альберт Кросс-Ландау.
– Трус и подонок! – рявкнул адмирал и схватился за саблю. – Прикрываешься детьми!
– С каких пор тебя стали беспокоить дети? – усмехнулся соперник. – Ты же не думал о них, когда топил отцов, как котят. Я даю тебе последний шанс, Генрих. Ты или твой сын. Род или гордость. Честь или совесть.
Стоящий за стушевавшимся пареньком матрос поднес к его затылку револьвер и взвел курок, и щелчок отчетливо резанул по ушам, несмотря на расстояние и плеск волн.
– Если же откажешься, на пощаду не надейтесь – я уничтожу ваш кораблик вместе со всем экипажем. У вас нет шансов против меня.
