Потом мои родители развелись. Мне было одиннадцать, мы с сестрой начали жить в основном с мамой, а отношения наших родителей можно было описать только одним словом: война. Эта война означала, что мы с сестрой внезапно лишились возможности быть вместе с папой каждый день. Когда нам удавалось с ним увидеться, никто из нас не желал тратить время встречи на разговоры о долгосрочных сберегательных счетах или финансовых отчетах. Нас интересовали более важные темы – например, как мы будем дальше общаться и где мы будем жить.
Мы с сестрой всегда знали, что отец зарабатывает деньги и что у нас все будет в порядке с финансами, но развод родителей стал для нас потрясением. Это был типичный бракоразводный кошмар, в центре которого оказались я и моя сестра. Харуки Мураками однажды написал такие слова: «Есть только один вид счастья, но несчастье бывает всех форм и размеров». Наше несчастье заключалось в том, что папы больше не было рядом, и я не понимала, какова была причина. Зато я хорошо осознавала, что я сама, по всей видимости, не являлась достаточной причиной, чтобы папа остался с нами.
Война между родителями породила и финансовые трудности. Мама получила работу преподавательницы в частном учебном заведении, продала дом, который они с папой построили вместе, и мы с мамой переехали жить в парк «Утопия» Университета Махариши – это был трейлерный парк для студентов и преподавателей университета. Хотя это был действительно хороший трейлерный парк, перемена в моей жизни была слишком драматичной. В ночь нашего переезда из дома в трейлер после долгой дороги, запихивания массы вещей из нашего дома в маленький фургон, который мог бы поместиться в нашей старой гостиной, и нескольких месяцев пребывания в роли сильного старшего ребенка я сломалась и зарыдала.
Хотя ни один из наших родителей этого не хотел, так получилось, что мы потеряли доступ к любви и деньгам одновременно, и в тот день это стало реальностью. Мне было очень плохо на душе из-за того, что я разрыдалась, потому что мама и так чувствовала себя несчастной. Я не хотела усугублять ее тяжелый день, но все же мне было бесконечно грустно. Мне было двенадцать лет, но я забралась к маме на колени, как четырехлетний ребенок, и плакала, а она обнимала меня и повторяла, что все будет хорошо.
Ради нас она проявила столько силы: она потеряла мужа, ей пришлось уехать из дома, который она сама спроектировала и построила, она с большим трудом должна была зарабатывать деньги… И все же у нее хватало эмоциональной энергии, чтобы утешать меня. Я никогда не забуду ее мужество в ту ночь, готовность продолжать идти вперед и быть с нами рядом. Моя мама пыталась смягчить для нас последствия развода, пока отец занимался в Калифорнии своим бизнесом.
Ощущая боль и обиду, я представляла его без меня, живущим жизнью богатого холостяка. Это казалось столь несправедливым, что я злилась из-за этого. Мама заботилась о том, чтобы у нас всегда была еда, и иногда нам даже удавалось пообедать в каком-нибудь заведении в нашем маленьком городке в Айове. Но все же денег с тех пор нам стало хватать только на самое необходимое.
Мой отец иногда прилетал на выходные, снимал гостиницу, где была игровая приставка Nintendo, и мы вместе с ним проводили время, всячески демонстрируя свою радость, но в глубине души ощущая скрытый ужас от всей этой ситуации. Мой отец был настолько типичным воскресным папой, что мне было неловко. Мама с трудом сводила концы с концами, а папа во время своего отпуска брал нас с собой в путешествия по Средиземному морю. В этом не было никакого смысла, и все же мы с сестрой настолько любили его, что даже осознание несправедливости сложившейся ситуации не уменьшало нашего желания с ним видеться.
