Инвестиционная революция. Как мы сделали биржу доступной каждому - страница 6



Я ходил в начальную школу при католической Академии Святого Розария в Вудлэнде, располагавшуюся в доме 164 по Маркет-стрит. Преподававшие там строгие монахини учили нас упорному труду, уважению к окружающим, отстаиванию своих убеждений. Их уроки я запомнил на всю жизнь. Я страдал дислексией, но узнал о ней намного позже, а в школьные годы ни о чем таком не подозревал. Читать и вообще учиться было очень тяжело. Монахини со всей суровостью относились к проверке заданий. Они трудились с полной самоотдачей и хотели, чтобы я усваивал материал. Однако чтение давалось мне с огромным трудом. До тех пор, пока я не запоминал, как пишется слово, оно казалось нагромождением букв, на расшифровку которого требовалось время. Поэтому мне приходилось подолгу оставаться в школе после занятий: я упражнялся у доски в математике и правописании. И по сей день помню, как мел налипает на пальцы, а я снова и снова пишу и переписываю слова и математические расчеты, чтобы они получше отпечатались в памяти.

Уверен, монахини видели, что у меня есть врожденная проблема, мешающая обучению. Но я этого не замечал, а просто ощущал, что школа – это постоянная борьба. Лишь много лет спустя я понял причину. Но мои наставницы трудились вместе со мной, чтобы отработать необходимые навыки. Думаю, им нравилось, что я так стараюсь и готов тратить время, оставаясь после уроков, чтобы добиться результата. Я очень любил классические комиксы, потому что они позволяли быстрее и легче освоить то, что мы проходили в школе. А когда, наконец, необходимые знания были усвоены (любым способом), я мог ими прекрасно оперировать и хорошо сдавал тесты. Главная проблема состояла в том, чтобы добраться до этой точки.

Через много лет после того как я окончил школу и когда компания Schwab уже достигла некоторых высот, мне пришло письмо, в котором лежала копия табеля с моими отметками за шесть школьных лет. Оценки были так себе. В письме содержалась просьба от школы о финансовой помощи. Была ли в этом скрытая угроза: «Дайте денег, иначе мы опубликуем ваш аттестат»? Не знаю. Но я с радостью послал им чек с пожертвованием.

Дед обожал скачки и иногда брал меня с собой на ипподром Golden Gate Fields неподалеку от Беркли. У меня не было своих денег, но иногда он давал мне немного, чтобы я сделал стандартную двухдолларовую ставку. Бывало, что мы выигрывали небольшую сумму, но я понял, что так же легко могу проиграть все, сделав неверный выбор.

О фондовом рынке впервые мне рассказал отец. Мне было около 13, когда он показал биржевые сводки – таблицы с растущими и снижающимися котировками. И это чертовски меня заинтриговало. Я подумал: «Ого, можно купить дешево, а потом продать дороже – отличный способ заработать!» Это было не то же самое, что скачки, так как за ростом и падением рынка скрывалась некая логика. Правильно сделанный выбор вызывал такой же восторг, как и на бегах, но в то же время это было похоже на решение некой увлекательной головоломки, когда ты пытаешься понять, что заставляет одни акции двигаться вверх, а другие – вниз.

Также меня все больше интересовало, почему одни преуспевают в жизни, а другие терпят неудачи. Я читал много биографий знаменитостей, добившихся выдающихся успехов. Среди них были Джон Рокфеллер, Джон П. Морган, Чарльз М. Шваб – сталелитейный магнат (он мне не родственник) – и многие другие. Мне стало ясно, как важны целеустремленность, увлеченность и готовность бороться за то, во что веришь, а также оптимизм и уверенность, что позитивные перемены возможны. Все, о ком я читал, были одержимы мыслью о росте: ты берешь идею и развиваешь ее, шаг за шагом, снова и снова вкладываешься в нее, совершенствуешь, расширяешь. Все это было мне близко и понятно и разожгло во мне интерес к бизнесу и финансам.