Самую малость смущала мысль, что мою подругу Таньку парни приглашают в клуб, а меня – в столовку. Зато Ильдар аспирант, а не студент сопливый. И потом, он такой огромный и сильный. Я видела, с какой завистью смотрели одногруппницы, когда он внес меня в аудиторию на руках.
Ильдар ждал меня на крыльце, как и обещал. По дороге в столовку я без умолку трещала: и про диктант поведала, и про статью Вконакте, и про то, что мои соседки по комнате немного оттаяли. Лишь когда мы взяли на раздаче подносы, я вдруг поняла, что веду себя, как бестолковая сорока – не даю Ильдару даже слово вставить.
Я замолчала, а он заметил:
– Здорово, когда у человека радужное настроение.
И больше ничего не сказал.
Мы уселись за столик, расставили тарелки и принялись за суп. Ильдар стал расспрашивать меня про Эльвиру: есть ли у нее любимчики, замужем ли она, и все в таком духе. Он внимательно слушал ответы и усмехался в нужных местах, но меня почему-то не покидало ощущение, что он спрашивает, чтобы самому помолчать. Я не знала, отчего он вдруг загрустил. Только постепенно и мое радужное настроение начало испаряться. Не то что бы я захандрила, но без умолку трещать уже не хотелось.
Между тем мы расправились и с рыбой, и с макаронами, прикончили булки и выпили компот. В тот момент, когда я уж совсем скисла от мыслей, что даже свидание у меня – и то не как у людей, Ильдар вдруг предложил:
– А пойдем в лесопарке за институтом погуляем?
Я радостно закивала, решив, что наконец-то в историю моей общежитской жизни войдет настоящая романтика. Мы завернули за здание университета и вошли в обрамленную с двух сторон низенькими кустиками аллею. Ильдар рассказывал о своем родном городе. Очень подробно рассказывал: и про клубы, и про парки, и даже про фонтаны. Я поняла, что он скучает по Уфе.
– А ты дома давно был? – я решила проверить свое предположение.
– Летом не получилось съездить: я работал.
Ильдар помолчал немного, а потом добавил:
– В пионерском лагере поваром.
Я прыснула. Просто не смогла сдержаться. Я представила двухметрового Ильдара в белом колпаке, сосредоточенно мешающего суп половником в огромной кастрюле.
– Извини. Просто я представила тебя в пионерском лагере, – объяснила я. – Ты поварским колпаком потолок-то не задевал? А они не побоялись, что тебя прокормить не смогут?
Ильдар оценил мое остроумие: он засмеялся, и я впервые заметила, что у него ямочка на щеке. Как мило – огромный азиат с ямочкой на щеке.
Мы вышли из аллеи и очутились на пустом университетском стадионе. Стадион походил скорее на поляну в лесу – на поляну, обрамленную асфальтированной дорожкой. Мы неспешно брели по этой самой дорожке, чтобы добраться до грунтовки, уходящей в лес.
– А как тебя взяли поваром? – продолжила интересоваться я. – Ты ж историк, а не повар.
– А я еще когда на втором курсе был, в кулинарное училище поступил. Так, на всякий случай. И к еде поближе, – Ильдар захохотал. – Опять же, на практических занятиях перекусить бесплатно можно было.
Асфальт закончился, и мы оказались в лесу. В общаге поговаривали, что в этих зарослях «водится» маньяк. По слухам получалось, что маньяк безобидный: бродил по дорожкам как совершенно нормальный мужик, но с той лишь разницей, что на голове он носил шапку (их еще пидорками называют), натянутую до носа. В шапке имелись прорези для глаз. Этакий гроза лесов.
Говорили, что, повстречав жертв (чаще всего ими оказывались девчонки из университетской общаги, решившие подышать свежим воздухом и полюбоваться природными красотами), он не нападал, а просто стягивал с себя штаны и наслаждался произведенным эффектом. Та-та-та-тааам. Понятное дело, девчонки поднимали визг и неслись от него, не разбирая дороги.
