Слегка приобнял застывшим взглядом всматривающуюся в силуэт яхты свою скелле. Она, будто испуганно, оглянулась – лицо непривычно бледное, губы шевельнулись – кажется, что-то вроде «прости», но меня это не интересовало. Я еще плотней прижал ее к себе, накрыл зеркалом сквозивший из-под воды Источник и переключил восприятие. Вот вода, вот мерцающая память о кораблике, холодным, но спокойным душем обтекающий меня поток будущего. Присмотрелся к далекому судну и накрыл его тень нужным символом. В последний миг, торопливо ориентируясь, осознал, что ворочалось у основания приютившего нас утеса, – там неизвестная мне скелле переливалась в потоке будущего мерцающим бриллиантом.
Вышло неловко. Ноги ударила неожиданно движущаяся палуба, удержавшись в широком выпаде, подхватил супругу, готовившуюся к полету за борт. Однако похоже, главный эпизод спектакля зрители просмотрели, – когда мы окончательно утвердились на ногах, я встретил лишь непонимающий взгляд какого-то матроса, медленно трансформирующийся в гримасу удивления и, похоже, ужаса – глаза его округлились, зрачки стремительно расширились, нижняя челюсть устремилась к центру планеты, взлетели брови. Что-то прошипело у меня над ухом, и он замер. Пока оглянувшись рассматривал стремительно пришедшую в себя супругу – невозмутимый вид, небрежное движение руки «поди прочь», – что-то произошло, потому что секунду спустя обнаружил лишь склоненную голову торопливо пятящегося в сторону кормы матроса.
Вот они. Сам постарел и заметно, но стоит крепко, положив руку на плечо худощавого подростка. Оба не обернулись, всматриваются в надвигающийся остров, я рассматриваю мальчишку. Темная кожа – не черная, а как будто очень загорелая, мне, правда, не удалось бы загореть до такой степени, сколько бы ни старался. Глаз не вижу, но знаю: серые. Были. Хрен его знает, какие они сейчас, у детей они часто меняются с возрастом. Осанка, выправка – парень, похоже, проходит суровую школу.
Из-за плеча шагнула Ана, остановилась, бросила, не поворачивая головы:
– Видел кто?
По голосу ясно: она полностью вернула контроль и кого-то ждут смертельно опасные неприятности. Даже при виде сына уже работает, вычисляет.
– Под скалой со стороны причала. Скелле, но кто, не видел.
Я чувствую немалое облегчение, почти эйфорию. Никогда не отличался заниженной самооценкой, скорее, наоборот, а тут такие страдания! Ф-фу! Хорошо, когда ты – это ты. Как домой вернуться.
– Юра!
Прихоть моей дражайшей. Подцепила это имя на Земле, нашла удачно созвучным собственному родовому и изъявила желание наградить им сына, тем более что это далеко не последнее в его жизни. Но на ближайшие лет пять будет Юрой.
Глаза, лица. Похоже, таких фортелей здесь еще не видели, – удивление, даже испуг. Пацан смотрит спокойно и отчужденно, видимо, еще не привык к новому имени, Сам – постарел дед, прям жуть – в растерянности. Еще бы – весь протокол коту под хвост!
Наконец до сына дошло, что за люди неизвестно откуда объявились за спиной, он рванулся – совсем по-детски, сразу куда-то испарились выправка и осанка:
– Мам!
Обнялись, замерли. Наконец, когда сын оторвался от Аны, та, мне показалось, немного растерянно, оглянулась на меня, и я шагнул вперед.
– Ты красивая, – без тени стеснения объявил Юра медленно возвращающей контроль матери, почему-то игнорируя меня, потом взгляд метнулся, зацепился за мою лысину, глаза остановились, и он замер. Черт! Что такое?! Я что, страшный и ужасный?! Запоздало сообразил, что он видел меня совсем еще маленьким, окруженный няньками и едва научившийся самостоятельно передвигаться. Папа – эль! Представляю, что за все эти годы ему понарассказывали! Это для меня все было вчера. А для него – на заре жизни. В детстве каждый год идет за десяток, и я для него – живая легенда и туманные воспоминания. Но мать же он помнит!
