– Давайте, что можете! – смущенно ответила Аделаида Борисовна.
Для робкой и застенчивой Аделаиды Борисовны было слишком много сказано, и она покраснела, как мак.
В первый раз в жизни Карташев увлекся девушкой, не ухаживая.
Ему очень нравилась Аделаида Борисовна, ему было хорошо с ней. Он часто думал – хорошо было бы на такой жениться, – но обычное ухаживание считал профанацией.
Раз он надел было свое золотое пенсне.
– Вы близоруки?
Карташев рассмеялся.
– Отлично вижу.
– Зачем же вы носите? – с огорчением спросила Аделаида Борисовна.
В другой раз он убавил свои лета на год.
Маня не спустила.
– Врешь, врешь, тебе двадцать пять уже!
И опять на лице Аделаиды Борисовны промелькнуло огорченное чувство.
– Не все ли равно, – спросила она.
– Если все равно, – ответила Маня, – то пусть и говорит правду.
– Я и говорю всегда правду.
– Ну уж…
– Аделаида Борисовна, разве я лгу?
– Я вам верю во всем! – ответила просто Аделаида Борисовна.
– Пожалуйста, не верьте, потому что как раз обманет.
– Аделаиду Борисовну? – Никогда!
Это вырвалось так горячо, что все и даже Маня смутились.
Карташеву было приятно, что в глазах Аделаиды Борисовны он является авторитетным. Она внимательно его слушала и доверчиво, ласково смотрела в его глаза. Он очень дорожил этим и старался заслужить еще больше ее доверие.
Десять дней быстро протекли, и Евгения Борисовна стала настаивать на отъезде.
Как ни упрашивали ее, она не согласилась, и в назначенный день все, кроме Сережи, выехали обратно в город.
– Праздники кончились! – сказала Маня, сидя уже в вагоне и смотря на озабоченные лица всех.
Евгения Борисовна опять думала о своих все обострявшихся отношениях с мужем.
Аделаида Борисовна на другой день после возвращения собиралась ехать к отцу и жалела о пролетевшем в деревне времени.
Мане предстояла опять надоевшая ей работа по печатанью прокламаций.
Карташев тоже жалел о времени в деревне и думал о том, что он сидит без дела, и казалось ему, что так он всю жизнь просидит.
Он смотрел на Аделаиду Борисовну и думал: «Вот, если бы у меня была служба, я сделал бы ей предложение».
Но в следующее мгновение он думал: разве такая пойдет за него замуж? Маня Корнева – еще так… А то даже какая-нибудь кухарка. А самое лучшее никогда ни на ком не жениться.
И Карташев тяжело вздыхал.
Дома скоро все вошло в свою колею.
Накануне отъезда поехали в театр и взяли с собой Ло, так как шла опера, а Ло любил всякую музыку и пение.
Был дебют новой примадонны, и успех ее был неопределенный до второго действия, в котором Ло окончательно решил ее судьбу.
Артистка взяла напряженно высокую и притом фальшивую ноту. Музыкальное ухо Ло не выдержало, и он взвизгнул на весь театр бессознательно, но в тон подчеркивая фальшь.
Ответом было – общий хохот и полный провал дебютантки.
Бедная артистка так и уехала из города с убеждением, что все это было умышленно устроено ее врагами.
Уехала Аделаида Борисовна, и прощание ее с Карташевым было натянутое и холодное.
«Эх, – думал Карташев, – надо было и мне, как Сереже, остаться в деревне, тогда бы иначе попрощались! С Сережей даже поцеловалась тогда на прощанье…»
