» – лукаво соврал я, и протянул китель Генке, дед не возражал, и мы быстро переоделись. Генка, надо понимать, был на седьмом небе от счастья, наградные колодки украшали его грудь, и казалось – он полетел, вперёд, с удвоенной скоростью. Наконец, когда уже мы выдохлись, так, что уже не было сил сделать ещё один шаг, я почувствовал запах дыма. Кажется, мы пришли, не заблудился наш «Сусанин», как он ориентируется в тайге, без компаса и карты – совершенно непонятно. Лёгкий дымок вился, кажется прямо из земли. Землянка – понял я, причём хорошо замаскирована, в двух шагах пройдёшь и не заметишь. – «А ну стоять» – громко прикрикнул Арсений; —«Генка охраняй пленных»! – а сам прошмыгнул в недра землянки выпустив из двери клубы пара. Мы трое остались стоять на морозе. Генкин полушубок был уже на Сергее, а сам Генка приосанился в моём офицерском кителе, который доходил ему почти до колен – как полупальто. Не прошло и двух минут, как из землянки вышло трое мужиков свирепого вида и принялись изучать нас – сверля глазами. Наш вид привёл их в нешуточное оцепенение. На самом главном, как я понял по выправке, была одета простая деревенская рубашка в «горошек», заправленная в армейские галифе, с клиньями для верховой езды. Через плечо была небрежно перекинута портупея с маузером в деревянной кобуре. Не иначе командир отряда – понял я, настолько уважительно стоял вытянувшись в струнку дед Арсений. – «А что это за дед – мороз»? – удивился командир, оглядывая Генку в лётном кителе. Тот за словом в карман не полез и лихо ответил, прищёлкнув валенками: – «Я лётчиком буду, уже решил»! – «Похож, похож, вылитый летун» – загалдели, улыбаясь, партизаны. – «Ну чего зря на морозе стоять, заходите в горницу господа хорошие, вижу что замёрзли» – пробасил – командир отряда, отворяя дверь землянки. Мы вошли в землянку, отряхивая снег с хромовых сапог веником, на пороге. В нос пахнуло, теплом, сеном и табачным дымом. В общем обычный пахло запах казармы. Землянка была довольно большая, наверняка – штабная. Посреди землянки стоял длинный, деревянный стол, изготовленный из обтёсанных брёвен. За место стульев вокруг стола стояли две длинные деревянные скамейки. Возле печки – «буржуйки» располагались двух-ярусные нары, аккуратно застеленные и убранные с хозяйской заботливостью. На жаркой «буржуйке» запаривался огромный «ведерный» чайник, обмазанный снаружи слоем затвердевшей белой глины. Через верхнее застеклённое оконце, над нарами, пробивался тусклый дневной свет. Тут тебе и оконце и хорошо замаскированный «дзот» (огневая точка – бойница), снаружи я его даже не заметил. Под низким потолком висела и чадила керосиновая лампа. Нас посадили за стол, поближе к пышущей жаром печи, и живительное пряное тепло приласкала наши замороженные спины. – «Летунам надо выпить горилки, иначе могут заболеть, да и нам не помешает для беседы» – задумчиво проворчал атаман, и тут же приказал: – «Митька накрывай на стол – столоваться будем всем штабом». Лицо командира, несмотря на окладистую рыжую бороду, выражало добродушие и крестьянскую смекалку. Высокий благородный лоб прорезали морщины и обрамляли совсем ещё молодые кудри. Ну, вылитый Емельян Пугачёв. Принесли огромный каравай хлеба, варёную картошку, квашеную капусту с ягодой, солёные грибы и прочие разносолы. Генка суетился, пытаясь без зеркала осмотреть себя в лётном кителе капитана ВВС. В штаб, запустив облако тумана, зашли ещё трое партизан, с винтовками «Мосина». С порога они поздоровались со всеми с деловитой крестьянской обстоятельностью и поставили на стол четверть прозрачной как слеза самогонкой. Странно, я всегда думал, что самогонка, – мутная – такую показывали в кинофильмах.
