Монолог Эльвиры чуть ли не парализовал сознание Иосифа. Её гневная тирада, которая как по форме, так и по содержанию, являлась отповедью антисемиту, показала его подругу смелым и непримиримым борцом за справедливость. Когда они вышли на улицу и прошли несколько десятков метров, Эльвира заскользила по обледеневшему тротуару и рухнула на, появившийся за вечер, снежный нанос. Иосиф хотел было протянуть ей руку, чтобы вызволить из белого сугроба, но она, гневно отвергая его помощь, сердито проворчала:
– Не надейся, на этот раз я не собираюсь целовать тебя. Не заслужил.
Потрясённый Иосиф так и застыл с протянутой рукой, не зная, что ответить рассерженной девушке. Эльвира же, отряхивая с шубы прилипший снег, раздражённо продолжила:
– Это же, кто из нас еврей, я или ты? Почему ты не вступился за свой народ?
Пристыженный Иосиф стоял, притаптывая ботинком свежевыпавший снежок, не зная, что ответить. Он пристально вглядывался в, покрасневшее от досады, лицо Эльвиры, полагая, что в данном случае молчание это то золото, которое не даст ему поссориться с любимой девушкой. Повздорить всё-таки пришлось, так как она со слезами на глазах запричитала:
– Ну, скажи, пожалуйста, что этому четырёхглазому пижону евреи плохого сделали? Что учебники по математике, по которым я учусь, написали евреи или что физики Эйнштейн и Ландау принадлежат к иудейскому сословию. Или, может быть, меня, татарку по национальности, должно угнетать, что среди моих соотечественников нет великих математиков?
– Эля, милая моя, – решился, наконец, вставить слово Иосиф, – успокойся. Ну что ты налетела на этого очкарика, как будто он выражает мнение всего народа.
– Всего, не всего, – разозлилась Эльвира, – а определённой части, да. Ведь, кроме меня, никто даже не подумал сделать ему замечание.
– Да, не заморачивайся, ты на этой ерунде, – перебил её Иосиф, – наша задача заниматься математикой и физикой, а не влезать в дебри национального вопроса.
– Вот из-за таких молчунов, как ты, – пылала гневом Эльвира, – в нашем государстве и возникают проблемы.
– После этих слов, – засмеялся Иосиф, – тебе, милая, прямая дорога в Совет Национальностей Верховного Совета. Вот там и скажешь, что самая красивая девушка на свете, мусульманка Эльвира Баширова обрушилась с резкой критикой на иудея Иосифа Перельмана.
– Но, несмотря на это, – прервала его подруга, – они продолжают любить друг друга.
С этими словами Эльвира прижалась к Иосифу, продолжая орошать своими слезами его мокрое пальто.
Иосиф никогда не думал, что у любимой физики может появиться соперница в лице, ставшей не менее любимой, соученицы с именем Эльвира. Он в самом парадоксальном сне не представлял, что девушку можно любить не менее, чем науку, но, однако, и не более. Отправляясь из Казани в Москву, юноша думал, что будет прикован исключительно к физике. По правде говоря, он знал и любил только двух представительниц противоположного пола: мамочку Соню и сестричку Сталину. В школе, в противовес своим сверстникам, он никогда не заглядывался на одноклассниц, не дёргал их за косички в раннем возрасте и не фантазировал, что творится под их одеждами в отрочестве. Откровенно говоря, видел свою сестричку нагой, только в колясочном младенчестве. Поэтому, мысленно не прикидывал, да и, по большому счёту, не стремился вообразить себе, как выглядят обнажённые девушки.
