Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - страница 32



Осторожную позицию Сталина выразил его комиссар иностранных дел Молотов, который в обращении к Верховному Совету 31 августа 1939 г. предложил официально ратифицировать советско-германский пакт. Наиболее значимым положением в речи Молотова было следующее: он объявил, что Советский Союз больше не придерживается общей с европейскими странами политики и не будет участвовать в создании коалиции против Гитлера, но в то же время и не будет заодно с Германией. Вообще, Молотов особенно старался доказать, что советско-германский пакт о ненападении стал следствием, а не причиной срыва переговоров о трехстороннем соглашении. Он пытался защитить пакт о ненападении на том основании, что он позволял сузить зону потенциального возникновения военных конфликтов в Европе и расстроить планы тех, кто хотел настроить СССР и Германию друг против друга, чтобы добиться «нового великого кровопролития, новой бойни народов»>9. Здесь речь Молотова перекликается с замечанием Сталина по поводу внешней политики Великобритании и Франции, высказанным на XVIII съезде советской коммунистической партии в марте 1939 г. По словам Сталина, политика невмешательства означает попустительство агрессии, развязывание войны… В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии… впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, выступить на сцену со свежими силами – выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия>10.

Не этими ли правилами соглашательской политики европейских государств руководствовался Сталин, когда подписывал советско-германский пакт? Был ли он приверженцем идеи о «связи войны и революции» – идеи о том, что новая мировая война приведет к революционным изменениям такого же рода, как и те, которые потрясли Европу в конце Первой мировой войны? Так в то время считали многие антикоммунистически настроенные критики, и так о целях Сталина пишут историки, стремящиеся доказать, что основной причиной Второй мировой войны стали планы не Гитлера, а Сталина. В качестве одного из главных доказательств в таких работах приводится речь, которую Сталин якобы произнес на заседании Политбюро 19 августа 1939 г. – речь, в которой он говорил о перспективах «советизации» Европы в результате войны, которую он собирался спровоцировать подписанием советско-германского пакта о ненападении>11. Проблема заключается в том, что текст речи был фальсифицирован. Не было не только самой речи – сомнительно даже то, что в указанный день вообще состоялось заседание Политбюро (в конце 1930-х гг. его заседания вообще проводились очень редко). По словам российского историка Сергея Случа, это «речь Сталина, которой не было»>12.

Текст так называемой речи Сталина впервые появился в конце ноября 1939 г. во французской прессе. Его публикация была, очевидно, черной пропагандой, направленной на то, чтобы дискредитировать Сталина и внести разлад в советско-германские отношения. Само содержание речи указывает на то, что текст ее был фальсифицирован. Так, Сталин якобы говорил о том, что уже – 19 августа – подписал с Гитлером соглашение, в соответствии с которым уступал Германии советскую сферу интересов в Румынии, Болгарии и Венгрии.