Прежде я не знал, что у таких мужиков, как дядя Петя, бывают любовницы. Мне казалось, что любовь – это дело молодых, а молодость, считал я, заканчивается лет в двадцать пять. Смешно, конечно. Дядя Петя – усатый мужик под два метра ростом. У него есть кран, и его никогда не видели пьяным на работе. Естественно, у него есть любовница! Возможно, их несколько.
Настал обед. Стройка затихла. Солнце напоминало сигаретный ожог на васильковом платье. Хотелось многого: есть, пить и по-маленькому. Дядя Петя не появился. Двор опустел, как перед выносом покойника. Только рыжий кобель Серёга метил штаб Алексея Сергеевича, лениво задирая ногу.
С высоты наш муравейник казался трогательным. Не верилось, что школьники, такие же, как я вчерашний, проживут здесь первые радости и несчастья, а стареющие учителя станут смотреть в окошко, позволяя глазам отдохнуть.
– Эй, Дракоша!
Я вскинулся и глянул вниз – Нина. Она держала ладошку у бровей, как богатыри на картине.
– Привет! – крикнул я. – Висю вот!
– А дядя Петя?
– Он по семейным обстоятельствам.
– К блядище своей убежал?
Все, оказывается, были в курсе.
Нина подошла ближе – её ноги скрылись под грудью.
– Как же ты без обеда?
Я поднял на мастерке раствор:
– У меня тут и первое, и второе.
– Сейчас! – она отбежала, а потом остановилась и добавила: – Никуда не уходи, – пошутила.
Я сел на перевёрнутое ведро и уставился в чёрное окно над люлькой. Квадрат Малевича! Можно вписывать в него всё, что отсутствует. Вскоре в нём появилась Нина.
– Лови, – она швырнула мне пайку.
Котлета, яйцо, помидор и детский пакетик сока.
– А сама?
– И сама буду, – она продемонстрировала такой же кулёк.
Забравшись на окно, как второклашка, она вынула яичко, треснула им по коленке и очистила.
Меня это тронуло: Нина не только обаятельная девушка, но еще и отличный товарищ.
– Спасибо тебе большое, Нина!
– Ешь давай! Обед не вечный.
Потом, доев, Нина сонно попросила:
– Расскажи что-нибудь.
– Что?
– Сказку.
– А если уснёшь и свалишься?
– Что ж ты за мужик, если я с тобой усну?!
Пользуясь тем, что не вся кровь ещё устремилась от мозга к желудку, я начал:
– Помнишь, был у нас на стройке мужик горбатый? Не то, чтобы прям с горбом, но согнутый. В палёной адидасовской куртке ходил. Даже в жару, помнишь?
– Ну… Калаш, что ли?
– Наверное. Ну вот, он пропал…
– Уволился же!
– Нет! Ничего подобного! Помнишь, ещё пацан бегал рыжий-рыжий, весь в конопушках – тоже его не видно.
– Так тоже свалил он, – настаивала Нина.
– Ничего подобного!
– И куда они делись, по-твоему?
– Их скармливают оборотням, – хладнокровно ответил я. – Скажи мне, Нина-штукатур: сколько у нас собак на стройке?
– А я считала?
– Посчитай: Майдан, Борман, Серёжка, Мент, Бутылка и Раствор – шесть?
– Вроде…
– Так. Шесть собак, да?
– Да.
– Скажи теперь: ты их кормила когда-нибудь? Что ни кинь – от всего нос воротят. Знаешь почему? Да потому, что они исключительно человечиной кормятся. Место их обитания помнишь? Возле штаба Алексея Сергеевича, – я указал рукой. – Видела, как они там к вечеру стаей собираются и облизываются, в ожидании?
– Что за чушь?
– Алексей Сергеевич их ставленник, понимаешь? – не замечая насмешек, продолжал я. – Собаки – реальные хозяева стройки. Мы тут возводим не школу, а новый Вавилон во имя оборотней, скрывающихся в собачьих шкурах. Днём они ошиваются рядышком, выбирая жертву, а потом сообщают о выборе Алексею Сергеевичу. Если оборотням приглянулся кто из строителей – всё! Пиши пропало! Уволился горбатый будто, ага… конечно! Сцапали! В кабинет заволокли и скормили собакам! Хорошо хоть до новой луны они терпят… А вот как серп разжиреет, как лучи луны тёмные очи прижгут, так и начинает их плоть паскудная крови человеческой алкать!
