Ирония, грусть и ностальгия. Двадцать шесть рассказов и одна повесть - страница 17




…Вдоволь насмеявшись, стали наливать по второй. Всё шло по давно известному и обкатанному сценарию.


Лёха никак не мог понять: что его так смущает в этой привычной для него обстановке. Ещё раз оглядевшись вокруг, он вдруг вспомнил, что многих парней из этой собравшейся компании уже давно нет в живых. Уже несколько лет, как не было в живых и его старшего друга – Саньки Беломора, который выбросился с той же самой крыши, но теперь уже сам и насмерть, оставив после себя записку весьма странного содержания. Сейчас же он сидел напротив Лёхи за столом, приветливо улыбался и протягивал ему стакан, наполовину заполненный водкой. Странное дело, но Лёхе не стало страшно от того, что он всё это вспомнил. Напротив, он чувствовал себя в этой родной компании вполне комфортно и уверено. Он принял протянутый стакан, привычно «замахнул» одним глотком и опять почувствовал приятное тепло, разлившееся по животу.


– Ты же пить бросил, дебил! – вкрадчивый и ехидный голос в голове возник как всегда неожиданно.


Лёха резко подскочил, больно треснувшись башкой об верхнюю шконку.

Во рту ещё стоял вкус водки, а в голове постепенно затихали голоса его живых и мёртвых береговых друзей.

– Опять во сне бухал? – спросил лежавший напротив и внимательно смотревший на Лёху, его неизменный спутник по морским скитаниям – Федька Киргиз.

Ещё не проснувшийся окончательно и не отошедший от увиденного Лёха лишь молча кивнул головой.

– Ты смотри – какая зараза! – искренне посочувствовал ему морской «брат». – Сколько времени уже не пьёшь, а она всё не отпускает!


Наконец, окончательно вернувшись в реальность, Лёха обратил внимание на необычную для промыслового судна тишину. Молчал Главный Двигатель, не было слышно и шума от работающего выборочного комплекса. Траулер явно лежал в дрейфе, несмотря на то, что погода была вполне промысловая.

– Что-то тихо… – заметил он.

– Да, странно! – отозвался Киргиз.

Они одновременно посмотрели на висящие в каюте часы и переглянулись.

– Шесть часов! – констатировал Лёха. – Один хрен, скоро вставать, пойдём к Петровичу, он всё знает.

– Пойдём – согласился Федул.

Они поднялись со шконарей, наскоро умылись и пошли на камбуз.


Кандей вставал всегда в пять утра, не спеша обходил рабочие места промысловой смены, интересуясь ночным уловом и количеством выпущенной за время его отдыха продукции. Если результаты ночной рыбалки Петровича удовлетворяли, то и он, в свою очередь, старался угостить моряков чем-нибудь вкусненьким на завтрак. Если ночь была «пролётной», кандей называл всех «дармоедами» и к приготовлению завтрака относился формально. Таким образом, для того, чтобы узнать о результатах работы ночной смены, совсем необязательно было

выходить на палубу. Достаточно было заглянуть к Петровичу на камбуз.


– Здоров, Петрович! – приветствовали парни старину- кандея, заходя в его вотчину.

– Здоровее видали! – хмуро буркнул их бессменный кашевар.

– А почему так тихо, поломались что ли? – спросил Лёха у всезнающего кандея.

– Да какой там! – с досадой ответил Петрович. – К нам опять «друзья» пожаловали на ужин.


Дальше разъяснять ничего не требовалось. Косатки. Крупный, проворный и чрезвычайно хитрый плотоядный хищник семейства дельфиновых отряда китообразных. О том, киты это или дельфины, спорят много, долго и безуспешно. Судя по данным энциклопедий, этот «зверь» скорее – и то, и другое. Зная тёплое отношение людей к дельфинам, буду называть этих мощных и грациозных существ в дальнейшем именно так.