Внезапно Дубровиным овладел припадок такой ярости, что он едва не запулил в стену первым же попавшимся под руку предметом. Он поймал себя на том, что одна мысль о Кьеркегоре, о необходимости погрузиться в жизнь и сочинения этого человека, о предстоящей работе с Молевым приводит его в бешенство. И это только начало, а что будет по мере того, как станет разворачиваться весь этот нуднейший процесс. Хотя, вдруг озарила его мысль, ведь этот парень готовился сам писать книгу о нем. Погосян говорил, что тот подал интересную заявку. Это означает, что Молев, по крайней мере, неплохо изучил этого датского зануду. Значит, можно будет воспользоваться его знаниями. В определенной степени, разумеется. Но и пренебрегать ими было бы глупо. Следовательно, в какие-то моменты можно поручить ему делать больший объем работы. Понятно, что, не выпуская общее руководство из своих рук.
Дубровин немного успокоился, но в глубине души он понимал, что на самом деле он скорей занимается элементарным самовнушением. Он просто утопил тревогу поглубже, но она никуда не исчезла, а только притаилась до поры до времени. Но что же делать, он не первый раз так поступал, проводил что-то вроде самопсихоанализа, заставлял себя забыть о плохом, искусственно восстанавливал нормальное состояние духа. Другое дело, что далеко не каждый раз удавалось сохранять его надолго. Но это вещь совсем непредсказуемая, тут уж как повезет.
В кабинет вошла жена. Дубровин без большой радости посмотрел на нее, в последнее время ее мрачное настроение все больше раздражало его. Вот и сейчас Алла была явно не в духе.
– Ты приготовила ему комнату?
– Разумеется, ты же просил.
– И где?
– В мансарде. Комната небольшая, но очень милая.
– Туда ведет очень крутая лестница.
– Он же молодой, заберется. – Алла села в кресло, положила ногу на ногу и закурила. Несколько секунд она сосредоточенно выдувала из себя густые клубы дыма, которые облачками разлетались по кабинету. – Скажи, это обязательно, чтобы он жил у нас? – вдруг спросила она.
– Так будет гораздо удобней нам работать. Нам нужен постоянный контакт.
Алла вдруг резко встала с кресла.
– Ты знаешь, как я не люблю, когда у нас в доме живут посторонние. Должно же быть на земле место, где я могу побыть наедине с собой. Для меня это так важно.
– Разумеется, дорогая. – Дубровин любыми путями хотел сейчас избежать вспышку раздражения у жены; всякий раз, чтобы успокоить ее, приходилось затрачивать много времени и сил. Желания же сейчас расходовать то и другое на эту пусть даже весьма благую цель, не было никакого.
– Но тогда, зная об этом, зачем пригласил его пожить у нас?
– Я уже объяснил, так удобней будет нам работать.
– Ты всегда думаешь только о своих удобствах.
– Давай не будем спорить. Я должен непременно выполнить этот контракт, если мы хотим сохранить дом. Ты же помнишь, нам надо выплачивать кредит.
– А мне плевать на дом. Зачем мне дом, если в нем находятся люди, которых я не желаю видеть.
– Ты его и не будешь видеть, он будет сидеть в своей мансарде и писать. Разве только спускаться на обед.
– И на ужин.
– И на ужин, – подтвердил Дубровин.
– И на завтрак.
– И на завтрак. Не можем же мы его морить голодом.
– Мне этого вполне будет достаточным, чтобы чувствовать в своем доме чужой. – Алла быстро направилась к выходу из кабинета и изо всех хлопнула дверью.
Кажется, у нее окончательно испортился характер, подумал он.
