Иррувим. Много жизней тому назад - страница 34

Справившись с чувством голода и порядком сладив с новой явью, Лойд стянул с себя затхлые одежды и развесил их сушиться подальше от тенистой арки. Нагой, планируя обследовать близлежащую местность на предмет спуска к воде, он шагнул на хрупкий уступ, висящий за пределами скалистой террасы прямо над морской толщей. От последней его отделяли каких-то несколько ярдов в высоту. Тоннель, в котором его застигло прозрение, находился, по-видимому, сбоку от подножия, потому как с этой стороны на море царил штиль. Окинув взглядом открывшуюся панораму, герой наш ничуть не подивился, застав с торца горы тот же бескрайний простор, что и с ее фасада. Там же, чуть правее от уступа, с которого Лойду крайне не хотелось свалиться в воду, во всю длину горы, пика которой он, как ни старался, увидеть не мог, простирался кулуар – путь схода горных ручьев.

Шмыгнув обратно на устойчивые полы террасы, Лойд направился к противоположному склону. Заглянуть за него не представлялось возможным: боковая стена, где заканчивалась арка, наглухо закрывала панораму. Оставалось надеяться, что внизу, под карнизом скалистого выступа, на худой конец, есть кромка, по которой можно было бы пешим ходом обогнуть гору. Как это проверить, предварительно не спускаясь к воде, Лойд еще не изобрел. Вполне возможно, что каменная громада с этой стороны уходила глубоко под воду, и тогда путь на сушу ему был заказан.

Совсем рядом, над повисшей в воздухе головой странника раздались птичьи крики. Стая белоснежных чаек спланировала на зеркальную морскую гладь. Лойд был уверен, что далеко от отправной своей точки он уйти не мог, а значит, до цивилизации было рукой подать, но общество птиц доставило ему особенное удовольствие. Существа, столь свободные в своем передвижении, показались ему неким символом, олицетворяющим простой порядок вещей, где сама свобода – не привилегия, которой можно лишить при желании, а всего-то вопрос взмаха крыльев. Прислонившись к холодной стене, он подставил солнечному теплу липкое от влаги лицо и в наслаждении зажмурился. День стоял погожий. Сложно было вообразить, что не так давно здесь бушевали яростные ветры и часть тех самых чаек, сегодня так безмятежно покачивающихся на невидимых волнах, были заживо погребены под грядами морских валов.

Солнце клонилось к закату, а идеи по спасению так и не шли в голову старика. Назад, к душным коридорам подземелья он не вернется – это он решил твердо. Рисковать и прыгать в воду в надежде добраться до мелководья Лойд опасался: слишком велика угроза разбиться о прибрежные скалы. Искушать судьбу и спускаться к воде по кулуару или же карабкаться наверх к гребню горы в поисках лучшего обзора местности?

Порядком согревшись, он сверил по пальцам оставшееся до заката время и стал поторапливаться – в запасе было без четверти час. На полу, в тени он заметил выпавшую из одежд книжицу, изрядно потерявшую форму, а в ней – и лупу, стекло которой не выдержало испытания пещерой. Спохватившись, Лойд вытряхнул из внутренностей единственного предмета своего багажа стеклянный песок и принялся оценивать масштаб потерь. Наскоро полистав страницы, он с изумлением отметил превосходную сохранность письма. Невзирая на потерю книгой антикварного глянца, сырость не попортила записи и даже напротив – волглая велень стала совсем прозрачной, подчеркнув сами символы таким образом, чтобы мастер мог прочесть их без увеличительных приборов вовсе. Теперь, в шаге от полного краха и в двух шагах от спасения, символика уже не казалась ему архаичным способом изъяснения. Скорее, в ней была заключена многовековая мудрость, позволяющая расшифровать себя всякому, кто не владел древними языками, но обладал меж тем человеческой логикой. Дабы быть услышанным, автор, оставивший такое послание, должен был придумать способ передать его точным и наряду с этим универсальным образом, чтобы адресат, кто бы он ни был и в каком бы времени ни жил, прочел его, не искажая сути. И символы в таком случае, а Лойд знал это лучше многих, служили тем самым внеязыковым способом связи с далекими потомками, что позволял последним дознаться до смысла, не прибегая к сложным переводам.