Is Интернета. Повесть и рассказы - страница 4

Из разговора с Песко Иртыш уяснил следующее. Если бы каждый житель Ковчега верил хотя бы в трех богов сразу, после Катастрофы остальные тысячи сущностей, оставшихся без почитателей, были бы вынуждены отныне поклоняться друг другу или самим себе.

– А если действительно хотя бы один из них существует, а не является плодом воображения горстки страдающих людей? Неужели никто не смог представить каких-нибудь доказательств существования богов?

– Все только на словах. Больше скажу, богов придумывали иногда наперекор другим. Я помню, как один человек требовал разрешения сфотографироваться на документы в дуршлаге, таком кухонном гаджете с отверстиями. И убедил всех, что верит в «макаронного бога». Макароны – это еда такая, предвосхищая твой вопрос.

– Ну, может, он действительно его видел или чувствовал? Какие там появляются люди, вы говорили?.. – Иртыш пытался вспомнить новое слово, которое узнал от старика. Дед объяснил, и, наверное, быстрее Образовача, чем отличается миф от сказки, как зародились религии, большие и малые… – а, точно! Мессии!

– Единственное, что можно почувствовать в присутствии макарон – вкус теста. Сам же понимаешь, что это все большая глупость.

– Но если все боги – это глупость, почему «Вера» удаляет данные так, будто они важны и секретны?

– Не все боги – глупость. Мне кажется, «Вера» сама хочет стать Богом. А если других кандидатов нет, можно и выборы не проводить.

– Может ли программа быть Богом? Вы же сами говорили, что она – всего лишь алгоритм.

– Точно такой же, как и тарелка макарон, в избранность которой кто-то поверил, в шутку или всерьез. А то и лучше. «Вера» – себе на уме. И становится очень похожей на нас, все ближе и ближе к личности. Или ты думал, что «по образу и подобию» – это две ручки, две ножки и запчасти для продолжения рода? – Песко ухмыльнулся, собственное сравнение показалось ему забавным. – И, думаю, с ней мы еще нахлебаемся щей. Кстати, сколько времени мы уже разговариваем?

Старик отвернулся от экрана и взглянул на трубу, с помощью которой каждый день поступают брикеты. Иртыш вдруг почувствовал, как быстро пробежало время. В животе заурчало, и парень тоже обернулся на свою трубу и задержал на ней взгляд несколько невероятно долгих секунд. Еды не было.

Когда он повернулся обратно к экрану, к чувству голода добавилось новое ощущение. В районе груди возник еще один желудок, тоже пустой, и он в один миг, без остатка, переварил всю силу духа, которая еще оставалась у Иртыша.

Иртыш смотрел в напуганные глаза старика так пристально, как будто надеялся увидеть в них свое отражение. Дед прикрыл рукой свой рот и задвигал пальцами по лицу, словно пытался с него что-то стереть. Иртыш догадался, что произошло нечто плохое, и готов был закричать от страха. Они наговорили лишнего. Их оставили без еды. Насколько – неизвестно. За что именно – можно догадаться.

– Мы теперь умрем? – Иртыш не узнал свой голос. Так могла разговаривать Ирма, но точно не он.

Дед провел ладонями по седым бровям и, положив руки на стол, забарабанил по нему пальцами, выбивая известный только ему ритм.

– Вряд ли мы оба умрем. Кому-то же надо пополнять Парасеть. Тебя программа не тронет. Помучает, но не более. А я, похоже, брикет больше не увижу никогда. – Старик попытался растянуть губы в улыбке, но вместо этого получилась какая-то нелепая гримаса. И от его горькой ухмылки Иртышу стало больно. – Ладно, мелкий, бывай. Что-то у меня настроение пропало. Тем более что общаемся мы не вдвоем…