Исцеление огнем - страница 3

Из окон на это представление настороженно смотрят встревоженные горожане. После двух недель господства в их городе безумных революционных бабуинов им бы сейчас и румыны с австро-венграми показались освободителями. В Основном Потоке так и было. Местных обывателей пугают красные знамена, и в то же время обнадеживает подтянутый молодцеватый вид моих бойцов, их однообразная, а не кто во что горазд, экипировка. Кроме того, им внушает почтение количество и однообразие бронетехники (у местной Красной Гвардии и контрреволюционеров она обычно с бору по сосенке), а также обилие явно автоматического оружия, также никому пока не известного в этом мире. Уж пулемет Калашникова, с примкнутой патронной коробкой и свисающим с другой стороны кончиком ленты, ни с чем не перепутаешь.

И примерно те же чувства, но с обратным знаком, испытывают муравьёвские боевики. Дотянулся, мол, проклятый Сталин из далекого Петрограда железной рукой, прислал жестоких опричников лить революционную кровушку – и деваться теперь некуда, загнали тут, в этой Одессе, как крыс в угол, так что ни туда, ни сюда. Тут надо сказать, что прямое железнодорожное сообщение Одессы с Николаевом вдоль берега Черного моря отсутствует, добираться нужно все через ту же станцию Рауховка, которую нынче оседлал численно превосходящий противник как минимум при одном бронепоезде. А воевать сподвижники Муравьёва предпочитали против врага, который в два-три раза уступает им числом, дезорганизован, тугодумен и растерян. А тут без вариантов: еще на подходе раскатают из пушек, которых у сталинских опричников как у дурака махорки, потом покрошат из пулеметов и добьют штыковым ударом.

Так что стянуть своих башибузуков в Одессу Муравьёв смог, а дальше – никуда. Надо вылезать из вагонов и топать пешком по раскисшим от дождей проселкам в сторону Николаева. Для армии, привыкшей молниеносно перемещаться по железным дорогам в соответствии с выдуманной самим Муравьёвым тактикой «эшелонной войны» сие выглядит как изощренная форма самоубийства. Тут если не каждый первый, то каждый второй воспринимает эту «армию» как сборище грабителей и беспредельщиков, а потому сопротивляться ее пешему маршу будут все, и в первую очередь местные отряды самообороны, организованные вернувшимися по хатам фронтовиками. Какого-то определенного политического окраса эти отряды не имеют, и по ходу смуты ситуативно присоединяются к той стороне, какая, как им кажется, защищает их селянские интересы. Сейчас, после Третьего Съезда Советов – это большевики, признавшие фактический передел земли на местах и до поры до времени оставившие село в покое. А вот левые эсеры, которые хотели все у всех отнять и начать делить заново при своем участии, сейчас местным гречкосеям лютые враги, поэтому и стрелять в них будут из-под каждого куста и из-за любой хаты.

Как доложила мне энергооболочка, в Основном Потоке примерно так и произошло, только вместо моих войск «армию» Муравьёва зажали в угол численно превосходящие австрийцы с румынами. Сам он, когда поражение стало уже очевидным, сбежал, и через некоторое время объявился в Москве, а его армия бесследно рассосалась, то есть самодемобилизовалась где-то на просторах юга Украины. Правда, некоторые источники говорят, что этого ценного кадра вызвали к себе Ленин и Троцкий, чтобы назначить его на новый и очень важный пост. Но все это вранье, потому что, сбежав из Одессы, он почти три месяца болтался без дела, и даже успел посидеть в ЧК по подозрению в связи с анархистами, пока по указанию Троцкого его не направили главнокомандующим на свежеобразовавшийся фронт борьбы с белочехами. А уже там этот авантюрист не удержался от участия в левоэсеровском мятеже, благополучно все просрал, и был застрелен при попытке ареста, притом, что его действия вызвали развал фронта и захват белыми Казани. Исправлять ситуацию за своим протеже тогда явился сам месье Троцкий… Впрочем, это была уже совсем другая история, потому что здесь ничего подобного и близко не намечается.