Я опускаю взгляд и упрямо смотрю только на свои руки, нервно терзающие чётки. Простые движения успокаивают, я ощупываю каждый камень, пытаясь справиться с волнением.
Не вижу Эви, флиртующей с гостями, не слышу её звонкого смеха, не ощущаю — нет-нет, я правда не чувствую на себе! — тяжёлого взгляда, скользящего по склоненной голове и сгорбившейся фигуре.
Я не поглядываю украдкой туда, где расположились двое чужаков, не замечаю их ловких и сильных движений, горделивой осанки, благородства черт, блеска свободно вьющихся волос, не вижу одежд, искусно сшитых из драгоценных мехов снежной лисицы.
Я совершенно не смотрю туда, когда замираю в абсолютном ужасе под пристальным — глаза в глаза — взглядом без намёка на легкомысленную улыбку.
Все уже собрались, но отца в зале ещё нет. И Хорн вдруг нарушает привычный ход вещей. Он сбрасывает руку брата с плеча и идёт прямо ко мне. От стремительного движения меха раскрываются, чёрные одежды не скрывают мощи, мужественности и стати.
Николас объявляет выход отца, и про себя я благодарю богов за их милость.
От облегчения, что встреча лицом к лицу произойдёт ещё не сейчас, у меня на глазах выступают слёзы, а руки сжимаются в кулаки. Нить рвётся, и чётки превращаются в небольшую горстку камней, скользящих вниз с безвольных коленей.
В наступившей тишине перестук камешков по полу привлекает взгляды. Эви оглядывается на меня, понимающе улыбается.
Она понимает, что со мной происходит, а я не могу. Невозможно поверить, что всего один взгляд на другого человека может лишить привычного спокойствия и благоразумия. Я так зла на себя. Что со мною вообще творится?
Не хочу думать о себе и скандальном безумии, в котором я, конечно же, никогда не признаюсь.
Отец награждает гостей как воинов, отличившихся в бою. Оба с достоинством принимают в дар по короткому мечу в драгоценных ножнах. Слова отца о проявленном мужестве и воинских талантах разносятся по огромному залу, придворные присоединяются к восхвалениям.
Я видела подобные церемонии не раз. Сейчас воины должны отойти от трона, но они не делают этого. Я вижу, как Ронни оглядывается на Эви, а та уверенно улыбается ему в ответ. Я не успеваю поразмыслить над этим, как взгляд Хорна настигает меня, лишая всякого соображения.
Николас, исполняя волю отца, просит удалиться всех, кроме гостей.
*~*~*
— Они всё знают! — шепчу я, стоит нам с сестрой оказаться наедине. Открытая всем ветрам галерея кажется мне достаточно подходящей, чтоб прояснить не терпящий отлагательства вопрос.
Эви хватает совести, чтобы слегка покраснеть. А у меня холодеет нутро от дурного предчувствия.
— Идти к отцу и предлагать женихов, предварительно не заручившись их согласием — безумие! А если б они сказали «нет»? И это после малого совета, на котором отец и патриархи одобрили их нам в мужья? Ты представляешь, каким позором и унижением обернулся бы их отказ для нас?
Я хватаю ртом воздух. Эви не могла так с нами поступить!
Кого я обманываю?! Ну конечно же да, она сделала это, с её-то прямотой и безрассудством!
— Ты предложила им себя? И меня? Что ты натворила?!
— Перестань кричать!
Я хватаюсь за голову, а она комкает платье покрасневшими от холода руками.
— Я считаю все эти запреты стариков — бессмыслицей и пережитком прошлого. От них никакого толку! Они унизительны, в конце концов! Почему это я должна ждать, чтобы мужчина выбрал меня, когда я, именно я, достойна сделать выбор?! С чего это мне такие вопросы решать непременно через отца?
