– У нас есть маленькие подарки, – объявила она, вытаскивая два оранжевых шара, которые они привезли из Вены.
Один такой остался у них дома, второй уже красовался на елке в гостиной, хоть и совершенно не сочетался с ее сине-серебристым стилем. Однако у матери имелся один большой пунктик, который раздражал Марка, но так ценился всеми остальными: она всегда давала понять, что ценит подарки. Она надевала подаренные Францем и Белль сережки на каждый семейный праздник, носила отвратительно безвкусную заколку, которую Аня сделала в пятом классе, пока та не сломалась, даже красное вино всегда подавалось в бокалах, которые подарила ей на юбилей Галина. С недавних пор гостиную украшала и картина, написанная Марком. Вот и сейчас оранжевый Ритин шар висел на самом видном и почетном месте елки.
– Какая прелесть, – улыбнулась Аня, принимая из ее рук игрушку и вполне искренне изображая восхищение. Или же она ничего не изображала?
– Мы купили в Вене на ярмарке четыре таких, решили, что подарим каждому по одному, – пояснила Рита.
Она протянула последний шар Белль, и та на мгновение замялась. В это мгновение Марк вдруг решил, что заставит ее взять эту игрушку силой, если потребуется. Как будто услышав его мысли, Белль бросила на него быстрый взгляд, а затем взяла шар.
– Спасибо, – улыбнулась она Рите.
– Вот и прекрасно, – заявила Елизавета Дмитриевна, наблюдавшая за невесткой не менее внимательно, чем младший сын. И Марк мог бы поклясться, что думала она при этом так же, как и он. – Теперь у всей нашей семьи есть маленькая реликвия. А мы, наверное, пойдем познакомимся с нашей двоюродной сестричкой? – она посмотрела на сидящую у нее на руках Гретхен.
Марк уже знал, что у Франца и Белль три года назад родилась еще и дочь. Она была всего на пару месяцев старше Гретхен, и девочки вполне могли подружиться.
– Сабина не говорит по-русски, – тут же заявила Белль, напрягшись, словно Гретхен могла причинить ее дочери вред.
Марк испытал глухое раздражение.
– А Гретхен не говорит вообще, – язвительно заметил он, – так что, думаю, они найдут общий язык.
– Гретхен? – переспросила Белль, и в гостиной отчего-то повисла гробовая тишина.
Марк удивленно приподнял бровь.
– Что тебя удивляет?
– Насколько я помню, ты когда-то клялся, что не назовешь ребенка немецким именем.
– Насколько я помню, ты когда-то клялась…
– Ее зовут София, – поспешно перебила его Рита. – Но Марк упорно зовет ее Гретхен. – Рита посмотрела на него, взглядом обещая ему серьезный разговор, если он не начнет вести себя прилично.
Марк вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Ведь он обещал себе. Однако раздражение от присутствия женщины, которая когда-то предала его, и мерзкий запах разложения не позволяли держать себя в руках.
– Потому что Гретхен – это сокращение от Маргариты, – старательно контролируя голос, произнес он. – Напоминаю тем, кто живет в Германии и этого не знает: Маргарет сокращается до Греты, «хен» – уменьшительно-ласкательный суффикс. Мне хотелось, чтобы у меня дома было две Маргариты – большая и маленькая.
– Значит, давать людям клички ты тоже не перестал, – съехидничала Белль.
– Мне кажется, нам пора за стол, – неожиданно вмешалась Аня, хотя раньше, когда все их ужины заканчивались подобными разговорами, она всегда молчала и делала вид, что ее это не касается. – Галина уже, должно быть, все подготовила. Не будем заставлять ее ждать. Да и Веру Никифоровну бросили на кухне.
