Великий князь Андрей числился шефом кавказского полка и, чтобы сделать приятное военнослужащим, носил черкеску с кинжалом.
Черкеску ему оставили, кинжал забрали и отвели в «кутузку», которую только что освободил солдат, расстрелянный всего полчаса назад.
По вечерам у Кшесинской собиралось небольшое общество для игры в карты. Никто заядлым картежником не был, но, во-первых, никаких других занятий здесь в Кисловодске не находилось, это ведь не Петербург, а во-вторых, игра успокаивала нервы и хоть немного отвлекала от неприятных мыслей об угрозе, нависшей над Россией по случаю общих беспорядков, не прекращавшихся вот уже который год. Кшесинская приглашала на эти вечера и свою соседку, Ревекку Вайнштейн-Блюм, но та всегда отказывалась, ссылаясь на то, что политические убеждения не позволяют ей сидеть за одним столом с дамами высшего света, а кроме того безик, экарте и старинный фараон она считала занятием, недостойным политкаторжанки с двадцатилетним стажем. «Прошли те времена, – говорила Ревекка, – когда бедная еврейка сомлела бы от счастья, если бы ей довелось постоять рядом со столом, за которым великая княгиня изволила бы побаловаться игрой в карты. Теперь я не то, что с великой княгиней, с императрицей рядом сесть побрезгую. Да и небезопасно в такой-то компании».
Этим вечером игра не состоялась – ожидали великую княгиню Марию Павловну, но она прислала горничную. Горничная рассказала и об обыске, и об «ужасном» аресте великого князя Андрея. После такого известия играть в карты никто не захотел и все молча разошлись по домам.
Когда совсем стемнело, в окошко кто-то постучал. Кшесинская бросилась открывать дверь, ей вдруг подумалось, что это великий князь Андрей сбежал из-под ареста и ему нужно укрыться от погони. Но на пороге стоял Землячок в кожаной куртке, из кармана торчала рукоятка револьвера.
– Вы что же, решили устроить у меня обыск ночью?! – возмущенно воскликнула Кшесинская. – Ревекка Вайнштейн-Блюм заверяла меня, что обыски прекратятся. Она политкаторжанка с двадцатилетним стажем.
– Плевать я хотел на вашу Ревекку Вайнштейн-Блюм, каторжную рвань, – совершенно безразличным тоном сказал Землячок, – обыскивать вас я больше не собираюсь, бриллианты вы умеете прятать. Но куда бы вы их не затараканили, вам придется выковыривать их из любых помадных банок. Если вы немедленно не доставите мне в ревком полный саквояж бриллиантов, завтра утром я отправлю вашего князя Андрея в Екатеринбург, где его настигнет участь семьи Романовых, как кровавых угнетателей трудового народа, веками страдавшего от деспотизма.
Кшесинская хотела сказать в ответ, что она сейчас же отдаст все свои бриллианты, но Землячок не стал ее слушать и захлопнул дверь. Кшесинская тут же, не раздумывая ни минуты, развинтила стойки кровати, высыпала из них бриллианты и собрала их в саквояж. Она хотела взять себе одну изящную нитку бриллиантов, когда-то подаренную ей Ники (Николаем II), дорогую ей как память о тех далеких днях, когда Ники не пропускал ни одного свидания, но спохватилась, бросила ее в саквояж, а потом сняла с пальцев перстни с алмазами и даже серьги с изумрудами и тоже швырнула их в саквояж следом за ниткой бриллиантов.
Одна, через весь погруженный в кромешный мрак Кисловодск, безлунной ночью, едва различая в темноте тротуар под ногами, она добежала до ревкома, где у огарка свечи сидел Землячок – он твердо знал, что балерина не заставит себя долго ждать.
