– Иди ты! – не поверила Лидка. – Правда? Вот гад! Ничего не упустит! И как?
– Хорошо. Знаешь, мы как будто не расставались.
– Думаешь, он ее бросит?
– Мне все равно.
– Не бросит, и не надейся! – припечатала Лидка. – У него все рассчитано. Любовь, страсти-мордасти… Он же холодный, он живет головой. Даже в школе! Вспомни…
– Не хочу! Мы все разные. Он холодный, а ты картошку чистила.
– Ага. Представляешь, какая дура? Ну и чего? Будете и дальше трахаться?
– Будем.
– Ну и правильно! С паршивой овцы хоть шерсти клок. Эх, завидую я тебе, Ирка! Раньше думала, что ты дура, а теперь завидую. А я уже неспособна гореть. А если опять бросит? Переживешь? Или в петлю полезешь?
Ирина рассмеялась. Лидка тоже рассмеялась.
…И потянулся их роман – окольными тайными кривыми тропами. Гетман приходил под вечер, приносил цветы – палевые розы на длинных колючих стеблях. Они слегка перекусывали – дома его ждал семейный ужин. Рассказывал о работе. О том, что Лена хочет уехать – наверное, она права, тут ловить нечего, его должность ему не по рангу, он уже наводит мосты. Была в нем его обычная уверенность хозяина жизни, у которого все схвачено. Свою жизнь он делал сам. Он всегда знал, чего хочет.
Ирина махнула рукой на свои обиды и недоумение и пустилась во все тяжкие. Не ходила, а летала. Смеялась по любому поводу и стала одеваться в яркие светлые одежки. Что не преминул отметить журналист, который с утра до вечера сидел у них в архиве, собирал материал для книги. Стал заходить к ней в кабинет покалякать за жизнь. Приятный мужик, бывалый, умный. Стал звать то поужинать, то в театр, где режиссером его друг. Она отказывалась. Могла бы, конечно, сходить с ним в театр, почему бы нет, он ей нравился, но… А что дальше? Она была полна Гетманом.
Она понимала, что их отношения – тупик. Что история повторится – он уедет. Хорошо, если зайдет попрощаться. Уедет-не уедет, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет… Он приходил, и она открывала дверь. Она ничего не могла с собой поделать. Судьба?
Однажды ночью она расплакалась. Во сне. И потом не могла вспомнить, что же такое ей приснилось.
Звонила Лидка. Интересовалась, как жизнь. Тоже куда-то звала, на какую-то выставку, но Ирина отказалась. Лидка проорала что-то насчет идиоток, которые портят себе жизнь и ничему не учатся, и про грабли. Ирина не стала слушать, отключилась. Она снова чувствовала себя школьницей – идя с работы, делала крюк, чтобы пройти мимо его дома. Она снова была молодая, глупая, переполненная первой любовью, с той только разницей, что теперь она знала, что будет дальше. Судьба. Карма. Как говорят, что на роду написано.
Она полюбила бродить одна по парку, что рядом с архивом. Уходила на весь обеденный перерыв. Стояла середина августа, было жарко и сухо, уже падали первые пожелтевшие листья. Пахло грибами и немного пылью. Мелькала в сосне рыжая белка, попискивали невидимые птицы. Городские шумы долетали сюда невнятным гулом.
Парк был безлюден в это время. Эхо подхватывало звук ее шагов. Она бродила по неровным асфальтовым аллеям, поднималась по скрипучим деревянным ступенькам на террасу, подолгу задерживалась у ограды и смотрела на реку. Синяя сверкающая река, безмятежные оливково-зеленые луга насколько хватает глаз, лес на горизонте. И длинная белая полоска пляжа. Они прибегали сюда школьниками…
Она расплакалась…
