Ищу квартиру на Арбате - страница 21

Однако ни детские кружки, ни народный театр, ни вечера отдыха не могли стереть из памяти горожан страшную историю, которую Анна Ионовна знала с детства.

Одни поговаривали, что после Гражданской войны пензенские чекисты исследовали подземелье храма. Якобы в подвал спустился целый вооруженный отряд, и наружу бойцы вышли в полном составе, но все поседевшие. Что увидели сотрудники НКВД, неизвестно, но на следующий день вход в подвал, где находился склеп, был спешно замурован. Другие утверждали, что в лихие годы в подвале Дома учителя были расстреляны и закопаны несколько контрреволюционеров. Считалось, что это место проклято, и по ночам там были слышны вздохи, плач и скрип ступенек под чьими-то тяжелыми шагами. Оттого не задерживались там сторожа.

Наверное, это была просто мнительность, но тогда, во время выступления, у Анны Ионовны ни с того ни с сего закружилась голова, к горлу подступила тошнота и в глазах потемнело. Она вспомнила, как мать хватала их с Леночкой за руки и переводила на другую сторону улицы, когда они оказывались вблизи костела.

– А в чем плохой дом виноват? – как-то спросила Леночка.

– Дома ни в чем не виноваты, – ответила ей мать. – Виноваты зависть и злоба, которые поселяются в душах людей и отравляют, пропитывают собой все вокруг.

Сейчас Анне Ионовне захотелось так же взять за руки своих девочек – Надю и Катю – и увести из арбатского дома, хотя она точно знала, что дома и правда ни в чем не виноваты.

Кате новая квартира понравилась сразу: она гоняла на детском велосипеде по длинному коридору, благо под ними на втором этаже, как выяснилось, жила глуховатая старушка, искренне удивлявшаяся извинениям новых соседей.

В Катином распоряжении оказалась собственная комната, выходившая окнами в уютный зеленый дворик. Она распланировала и обустроила ее с обстоятельностью, свойственной серьезным пятилетним девочкам: кукольное семейство со всем скарбом, отряд плюшевых медведей, книжки, грампластинки расположились на своих местах так удобно, что даже взрослые дались диву. И расстановкой мебели в своей комнате и во всей квартире командовала маленькая Катя.

– Да у моей дочери глаз и хватка, как у прораба, – смеялся отец. – Вот поживем тут лет десять и ремонт ей доверим.

В доме стали часто бывать гости. Александр и Надежда были красивой, яркой парой, а собственная квартира на Арбате дала им возможность устраивать, как сказали бы раньше, приемы. Руководила ими, конечно, блистательная хозяйка дома, хотя Александру Борисовичу и маленькой Кате отводилась на них главная роль. Папа и папина дочка неизменно были единой душой компании. «Суровый Суворов» дома менялся до неузнаваемости, и «его девочки» крутили им, как хотели.

Несколько раз в год к ним приезжали пензенские родственники: сестра бабушки Елена Ионовна с внучкой Мариночкой. Маму Мариночки маленькая Катя никогда не видела, но запомнила с горечью оброненное однажды Еленой Ионовной слово «беспутная» и, чутьем уловив, что оно плохое, про себя решила, что ее оставляют дома в Пензе за плохое поведение.

Обычно Елена Ионовна и Мариночка останавливались у бабушки в Брюсовом переулке, но с появлением у Суворовых собственной жилплощади Марину иногда стали оставлять у них. Особенно об этом просила Катя, которая хвостиком вилась за Мариной и не хотела расставаться с ней даже на ночь. Марина была старше, училась в школе и снисходительно глядела на Катины куклы, но все же еще оставалась ребенком: посидев с важным видом на диване в гостиной, она вскоре забывала о том, что собиралась выглядеть взрослой и охотно поддерживала все Катины затеи. У обеих не было ни сестер, ни братьев, и они единогласно, не сговариваясь, считали себя сестрами, чему все родные были только рады.