Вот тут-то Крауклис впервые и обратила на меня свой начальственный взор. Я был вызван на ковер.
– Вас, наверное, удивляет, что я обхожу вниманием ваше реалити-шоу, – начала разговор Софья Сергеевна.
Я с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть: «Ах, какое у тебя самомнение! Хотя, признаться, действительно удивляет», – это я так подумал, а вслух произнес абсолютно противоположное:
– Ничуть.
– Просто сначала, – не обратила на меня никакого внимания Крауклис, – я должна была разгрести весь тот хлам, что оставил после себя мой предшественник. Вы же на фоне всего остального производите впечатление наиболее благополучной программы. Так что ваше «Хозяйство» я оставила на потом.
– На закуску, – сформулировал я.
– Да, на закуску. – Ей, похоже, понравилось такое определение. И я удивился, обнаружив, что эта жертва эмансипации умеет изображать на безжизненной роже улыбку. И выражаться аллегорически. Скажем, так: – Настала пора закусить. Займемся вашим реалити-шоу.
– А чего, собственно, им заниматься? У «Хозяйства» самый высокий зрительский рейтинг на канале, оно приносит стабильный доход, и, думаю, никаких коррективов не требует.
– Это вы так думаете. – Крауклис достала из портсигара сигарету без фильтра, вставила ее в длинный мундштук. Имидж бой-бабы начала двадцатого века она соблюдала безукоризненно. – Я же считаю иначе. Вы остановились в развитии. Высокий рейтинг, стабильный доход, – это вашему коллективу в актив. В пассив же то, что вот уже год, как вы топчетесь на месте, плюете в потолок и даже не пытаетесь что-нибудь предпринять, чтобы ваш высокий рейтинг повысить еще. – Софья Сергеевна чиркнула спичкой (не щелкнула дорогой зажигалкой, а именно чиркнула спичкой, позерша!), прикурила и выдала: —Сегодня вторник. – То-то я этого не знал! – У вас есть три дня до пятницы, чтобы разработать план расширения зрительской аудитории реалити-шоу на… – она чуть призадумалась, – …тридцать процентов к… – еще раз призадумалась, – …первому сентябрю.
Я обалдел!!!
«Эта „экспроприаторша с маузером“, вообразившая себя цивилизованным менеджером, просто хватает с потолка первые попавшиеся цифры! Тридцать процентов… к первому сентября. А почему, собственно, не пятьдесят пять? Скажем, к четырнадцатому июля? Как-никак День взятия Бастилии. Вот и приурочили бы».
– Доложите в пятницу. Запишитесь у секретаря, – напутствовала меня Софья Сергеевна. – У вас есть вопросы?
Мне очень хотелось спросить, неужели существует на свете такой извращенец, который с этой ведьмой делит постель?
Кроме того, мне хотелось спросить еще очень о многом. Но я промямлил:
– Нету вопросов, – и поднялся из-за стола.
– Секунду, – тормознула меня Крауклис. – В пятницу явитесь ко мне со своим заместителем.
– Хорошо, – согласился я, хотя так и не понял, кого она имеет в виду. Заместителей у меня не было. Или, если угодно, их было ровно пятнадцать оболтусов – все, кто входил в мою группу.
«Наверное, она имела в виду толстяка, – решил я, вернувшись к себе. – Из всех, кто работает над „Натуральным хозяйством“, на виду помимо меня только он. Активная самореклама дает результаты».
Еще месяца два назад, то есть до начала масштабных кадровых перестановок, в компании не было ни одного человека, кто бы не знал о неоцененном таланте Паши Сенявина. Целыми днями он лазал по офису и был готов с превеликой охотой поведать любому о том, как расцвело бы «Натуральное хозяйство», окажись он его кормчим. Какое у него планов громадье – все, как один, нереализованные по причине полнейшей инертности и инфантильности тех, кто обязан претворять эти планы в жизнь. Как его задвигает бездарный программный директор, вцепившийся в свое командирское кресло, как в барбоску блоха. Пашу терпеливо выслушивали. Потом тихо хихикали – никто его всерьез не воспринимал.
