Не сводя взгляда с притормозившей и тоже смущенной неожиданной встречей соседки, я присел на корточки, протянул руку к розовому футлярчику с зубной щеткой и дрожащим голоском пролепетал:
– Только попробуйте еще раз спустить на меня собаку. Уже завтра окажетесь в тюрьме.
Как же я в этот момент был смешон! Как же ничтожен!
Василиса возле компьютера сейчас, наверное, зашлась от смеха.
Ко всему прочему мою внешность далеко не в лучшую сторону изменили уродливые очки. Я даже всерьез опасался, что старая дева может меня не узнать. Или, узнав, заподозрить неладное – мол, это еще что за маскарад? Но она либо не обратила на очки внимания, либо объяснила их присутствие тем, что моим глазам нанесен ущерб из баллончика.
– Где, где окажусь?!! В тюрьме?!! Уже завтра?!! Если спущу собаку?!! – смерила она меня взглядом. Секундное замешательство у нее прошло. Теперь эта стерва уже совсем не смущенно, а скорее с чувством брезгливости наблюдала за жалким ничтожеством, собиравшим со слякотного асфальта свои пожитки. – Хорошо, поэкспериментируем. Спускаю. – Она сделала вид, будто и правда собирается отстегнуть карабин на поводке.
Хоть я и не сомневался в том, что сегодня до травли собакой дело не дойдет, все же непроизвольно поднял руку к карману, в котором лежал ультразвуковой излучатель, и пискнул фальцетом:
– Прекратите немедленно! И имейте в виду: необходимые медицинские справки о побоях, нанесенных мне вашими сослуживцами, собраны. Свидетели того, что произошло, у меня есть. Заявление в прокуратуру составлено. И завтра я его туда отнесу. – В моем голосе не было ни капли уверенности. В моей униженной позе не наблюдалось и намека на то, что я способен постоять за себя. У меня на лице можно было прочитать только страх.
Я продолжал стоять на корточках, вцепившись в свой пузатый пакет, соседка и разглядывала меня свысока как в буквальном, так и в переносном смысле. В ее глазах я в этот момент выглядел не более чем подавленным, уже признавшим свое поражение слизняком, которого можно добить одним ударом.
– Говоришь, в прокуратуру? – зловеще надвинулась она на меня, наслаждаясь возможностью потешить свое нездоровое самолюбие, поглумиться над поверженным недоноском-интеллигентиком. – Сдается мне, маловато тебя, сопляка, отпинали.
– У меня ушиб грудной клетки, ожог роговицы и конъюнктивы после того, как ваши милиционеры брызнули мне в глаза из баллончика, – полностью вжившись в роль униженной размазни, речитативом ныл я, беспокоясь только о том, как бы не перестараться, не переиграть; как бы старая стерва не заподозрила провокации, не замкнулась, не сделала вид, будто не понимает, о чем идет речь.
Но эта дура сама лезла в ловушку:
– Ты этим милиционерам еще проставишь бутылку за то, что не пришибли совсем, что не… – Соседка снизу резко замолкла, дожидаясь, когда мимо нас прошмыгнут три девчонки. Следом за ними, покосившись на меня, продолжавшего восседать на корточках в обнимку с пакетом, к подъезду прошла средних лет парочка. – Кажется, кто-то что-то вякал о том, что я разорюсь на ветеринарах? Так вот, ветеринарные услуги теперь будешь оплачивать ты. И обойдется это тебе недешево. После последней встречи с тобой у Ринаты мигрень… Болит головушка, Рина? Боли-и-ит. – Старая дева опустила взгляд на овчарку. Та ответила ей небрежным взмахом хвоста.
– Вы что же, хотите сказать, что после того, как ваша собака искусала меня, у нее стала побаливать голова?..
