Исключение - страница 20

– Останься, – хрипло прошептал он, когда она попыталась выбраться из-под его руки.

– Я думала, ты спишь, – тоже шепотом ответила она.

– Пожалуйста.

Она вернулась на место, и он прижал ее к себе, уткнувшись носом в волосы.

– Я столько раз думал об этом.

– Я тоже.

Его дыхание щекотало ее, вызывая трепет, обостряя ощущения. Ее голова лежала на его груди, и она слышала, как часто стучит сердце. Андерс сильнее обнял ее, и Лида почувствовала, как дернулась его плоть.

– Андерс, – простонала она.

Тело живо напомнило ей, как он бился внутри нее.

– Андерс, – Лида зажмурилась, пытаясь совладать с собой. – Пожалуйста.

– Скажи, чтобы я отпустил тебя. Скажи, если можешь.

– Андерс, – повторила Лида. – Я не могу.

Он оторвался от нее, чтобы поцеловать. Но она первая потянулась к нему, вложив в поцелуй всю тоску, которая мучила ее этот месяц, всю тоску от мысли, что он скоро уедет опять. В глазах защипало, и из-под ресниц побежала горячая дорожка. Он почувствовал соленую влагу и отстранился, удивленно глядя на нее. А Лида сжалась в комок и заплакала. Андерс гладил ее по голове, пока она мочила, содрогаясь, его рубашку.

– Что случилось? – спросил он, когда слезные потоки стихли.

– Я не знаю, – прошептала Лида и шмыгнула носом. – Наверное, гормоны.

Одного напоминания о беременности хватило, чтобы Андерс напрягся. Он сел и взъерошил себе волосы.

– Мне не стоило начинать, – пробормотал он и добавил что-то по-шведски.

– Что? – спросила Лида.

– Вставай, я вызову такси и отвезу тебя домой.

ГЛАВА 7

Всю дорогу до дома они ехали молча.

– У третьего подъезда остановите, пожалуйста, – сказала Лида, когда в свете первых фонарей появился знакомый сталинский дом.

– Я хочу пойти с тобой, – неожиданно сказал Андерс.

– Зачем?

– Я мало о тебе знаю. Я хочу сам увидеть, в каких условиях ты живешь.

Лида пожала плечами.

– Как пожелаешь. Но я живу не одна.

– Родители? – спросил Андерс, захлопнув за собой желтую дверцу машины.

– Нет, – Лида поежилась от прохлады майского вечера. – Мои родители умерли, когда я была маленькой.

– Прости.

– Все нормально. Я их не помню.

Лида набрала код домофона и открыла пиликающую дверь. Лампа в подъезде опять мигала. Лиде было неудобно и стыдно перед Норбергом за окружающее убожество. Не так давно сталинские дома считались верхом роскоши, но время шло, и из могущественных гигантов они превратились в угрюмые устаревшие глыбы. В подъезде пахло сыростью, большие серые ступени от множества ног стали скользкими и покатыми. Но главным атавизмом оставался железный скрипучий лифт в сетчатом коробе. Он устало грохотнул, Лида распахнула серую дверь и пропустила Андерса в узкую кабину. Дверь была недавно покрашена, но от этого казалась только более старой, как старуха с алой помадой на сморщенных губах. Норберг оглядывался молча. Лицо его не выражало ни брезгливости, ни удивления. Если какие-то эмоции и вызвала в нем унылая обстановка, он держал их при себе.

– Это старый дом, он построен еще при Сталине, – Лида чувствовала потребность оправдаться.

– Интересно, – тактично ответил Норберг.

Наконец они вышли на просторную лестничную клетку четвертого этажа, и Лида повернула ключ в замке. На мгновение она замерла.

– Я живу с дедом, – предупредила она Андерса. – Он плохо слышит и не говорит по-английски. Ты сам напросился.

Андерс кивнул.

– Я дома, – привычно крикнула Лида. – Не одна!

Она включила свет в прихожей и попыталась оглядеть свое жилище со стороны. Она никогда не задумывалась, насколько презентабельно для иностранца выглядит квартира. В ней и русских-то гостей почти не водилось. В любом случае, главным кредо в жизни Лиды была аккуратность, поэтому за порядок она была спокойна.