Меня все больше и больше клонило в сон, то ли от трав, которыми была щедро сдобрена вода в лохани, то ли от того, что мне стали промывать каждый волос на голове, и это ужасно расслабляло. Но голоса стали доноситься, как будто издалека, а я все больше и больше погружалась в глубину…
‒ Какой у неё ужасный шрам на груди, ‒ послышалось откуда-то сверху, ‒ еще даже не зажил полностью.
‒ Ей, наверное, невероятно больно…
Ещё как. Каждый день, каждую минуту я испытываю из-за этого ожога боль, но еще большую боль приносят воспоминания…
‒ Разве у жрицы, которая сумела исцелить смертельное ранение нашего господина, может быть такая рана?
‒ Может… ‒ даже сквозь пелену надвигающего сна, узнаю голос юной прислужницы. ‒ Может, если рана была нанесена магией…
Она… она слишком много знает о таких вещах ‒ мысль, как одинокий мотылёк, мечется у огонька затухающей свечи, и я окончательно отключаюсь.
‒ Госпожа. Госпожа! ‒ кто-то беспардонно толкал меня в бок. ‒ Вставайте, уже пора!
‒ Что?! ‒ я вскочила, как ошпаренная и огляделась вокруг, оказывается я лежала в постели и, по всей видимости, давно, потому что за окном сгущались сумерки.
‒ Как я здесь оказалась? ‒ медленно уточнила все у той же бойкой девицы, что прислуживала мне утром.
‒ Так, после того, как в воде вы уснули, мы перенесли вас в простыне, ‒ скоро ответила служанка, ‒ на перину уложили вот…
Она рукой указала на развешанный в покоях ворох ткани.
‒ Это ваш наряд на сегодня, ‒ пояснила служанка.
‒ А это не слишком… э-э… пышно? ‒ уточнила на всякий случай, а то, мало ли, может мне привиделось, и как только это окажется на мне ‒ всё сойдётся и разгладится нужным образом.
Боги, о чем я думаю?
Шум в голове не давал сосредоточиться на необходимых вещах. Мне надо прийти в себя поскорее, вырваться их этого полусонного состояния. Если попросить служанку залепить мне пощёчину для скорого пробуждения, она может и сделает это с удовольствием, но явно заподозрит в странной гостье склонности ко всяким необычным развлечениям. Так что придётся щипать себя саму, и лучше мысленно.
Меня одели в пышное безобразие. Похоже, вычурный наряд ‒ был местью Этелы за её утренний позор.
И где отец, наконец?
В зеркале я рассмотрела безразличную разряженную куклу. В глазах пустота, на лице ни грамма эмоций.
‒ Пора! ‒ после того, как осмотрела меня с ног до головы, довольно хмыкнув, заключила служанка.
И меня повели...
Это ужас, когда собственное тело ‒ твоя тюрьма, а душа в нем безмолвный пленник. Меня ввели не в общую залу, как полагается во всех цивилизованных домах. Наша небольшая процессия стала спускаться вниз по выщербленным и стёртым ступеням, всё ниже и ниже. Я по-прежнему послушно следовала за ведущей и направляющей меня «свитой».
Да куда я попала?!
Мы оказались в подземельях. И не удивлюсь, если здесь у предков лорда Савра были не просто камеры, а пыточные. В одной из камер был сооружен алтарь, причём не для поклонения всевышнему, во главе которого стоял сам лорд Савр, по правую руку от него застыл с чуть вздёрнутым подбородком, будто и не был одной ногой в мире духов, его сын. Яркий свет факелов бросал острые тени на личины всех остальных гостей. Все стояли молча, в предвкушении чего-то грандиозного. Только Этелы нигде не было видно, и это очень меня беспокоило.
‒ Подойди ко мне, дитя моё! ‒ обратился ко мне хозяин, я не смела ослушаться. То, что подмешали в воду купальни или еду, дурманило мой разум и связывало невидимыми путами всё тело, подавляло волю и заставляло повиноваться этому человеку.
