Для Вари это не имеет значения, она верит в свои колдовские чары и безграничное везение, чего нельзя сказать обо мне. Я в себя совсем не верю, потому, что не способен справиться даже с женой.
Всё сильнее саднит в груди, откуда испарилось сизой дымкой и истаяло, как утренний туман, сияние внутреннего света.
Вместо восторга и эйфории там поселилась заноза, впивающаяся всё глубже. Похоже, её уже оттуда не выковырнуть. Доступ к ней зарос слоем загрубевших покровов, закупоривших попутно выцветшие преждевременно чувства.
Боюсь, с этой бедой придётся смириться и жить.
Скучно, нелепо, безрадостно. Ведь Варя – мать моего ребёнка. Не могу же я сделать его несчастным, начав раздёргивать на части.
Хотя…
А мать ли она?
Что скажет дочь, когда вырастет? А мне, мне будет, что ей ответить?
Воспитывают-то её старики.
Вот такая, понимаешь, нарисовалась проблема…
Я сидел и насвистывал песенку.
– И солнце светило, и радуга цвела. Всё было, всё было, и любовь была.
Радоваться жизни получалось не очень убедительно.
На самом деле я прокручивал в голове второй десяток вариантов диалога с Эльзой, девушкой, с которой мы скоро десять лет катаемся на эмоциональных качелях.
За это время мы десятки или сотни раз сходились и расходились. Инициатором разрыва неизменно была она, девушка, которую я любил и ненавидел одновременно.
Не удивляйтесь, так бывает. Во всяком случае, я живу в таком ритме, локально конфликтуя с самим собой в затяжном режиме. Преодолеть этот парадоксальный диссонанс мне никак не удаётся.
Сколько раз я давал себе зарок, никогда больше не связываться с Эльзой.
Ага! Кто бы подсказал, как это возможно реализовать в реальности.
Виртуально я рвал с ней неисчислимое число раз, причём делал это убедительно и твёрдо.
Тысячи вариантов сюжетных миниатюр, гениальные сценарии диалогов, способных уничтожить что угодно, не говоря о таких хрупких материях, как интимные чувства.
Я старался, даже записывал особо удачные варианты развития событий в особую тетрадь, которую озаглавил “Shards of my soul”. Иногда дополнял эти сцены, чаще редактировал, исходя из новых условий и эволюции наших странных отношений.
Каждый раз, когда она возвращалась, делала это легко и непринуждённо, словно мы не расставались. Эльза вела себя так буднично и непринуждённо, будто никаких истерических выпадов в отношении меня, конфликтов и расставаний не было.
Девочка пришла с работы, из магазина, из библиотеки. Какая разница, откуда, вот она перед тобой: живая, здоровая.
Любовь имеет миллион оттенков и разновидностей: страстной, взаимной, безответной, пылкой. Своим чувствам к Эльзе и её ко мне я не мог найти аналоговых эпитетов. Наши отношения были сумбурны и непостоянны, как Броуновское движение.
Мы следовали параллельным курсом, сталкивались, делая друг другу больно, слипались в единое целое, поскольку объекты с разными потенциалами притягивают друг друга, испытывали взаимное проникновение энергий и силу трения.
Долго существовать в условиях комфортной невесомости Эльза не могла, ей становилось скучно.
Постепенно или вдруг утрачивал силу и интенсивность заряд привязанности, что приводило к немедленному разрыву.
Моей девушке (довольно спорное утверждение, ибо такая женщина никому не может принадлежать: это кошка, которая гуляет сама по себе), нужны были новые ощущения.
Что-то помимо воли распирало Эльзу изнутри, словно в её чреве зарождался Чужой, грызущий плоть и отравляющий мозг.
