«Дора, Маша, вам больше нечего делать в Барске, – писал им Ланс. – Я лежу в больнице и не скоро из нее выйду, хотя бы потому, что ко мне приставили несчетную армию сенсов. Ты не представляешь, как они меня заисследовали! Все жаждут понять, как пересадить искру души из тела в тело, словно то не душа, а помидорная рассада.
Но у моего положения есть преимущества – могу следить, подсматривать. Свободу внутри больничного блока никто не ограничивает.
Вам вновь грозит опасность. Во-первых, некто жаждет вас забрать у Ники, шантажировать ее. Она не желает проводить эксперименты по переселению душ на безнадежно больных людях. Вы – ключи к ней. Едва Ильина ослабит контроль (а она ослабит, начинается война), вас заберут. Не подставляйте ее, уходите как можно скорее. Сама она знать о побеге не должна, чтобы не выглядеть виновной в чужих глазах.
Во-вторых, на мигрантов охотятся. Наши знания, умения, сам факт существования – нестерпимый соблазн. Нас ловят, запирают, заставляют работать в угоду чужим амбициям. Не так, как мы работаем на государство. Сейчас мы относительно свободны в выборе жизненного пути. А в руках похитителей окажемся рабами.
Люди, чей разговор я подслушал, отправляются в Барск, быть может, уже там.
Дорофея, не доверяй никому. Забирай Машу, уезжайте в тихую местность, снимите квартиру и затаитесь. Вместе вы сила. Удачи. Ланс.
PS. Пишу с чужого ноута. Ответить на твои сообщения в ближайшие дни не смогу».
Письмо было отправлено вчера. Надо же, ни словом, ни интонацией не намекнул по телефону! И что из этого следует?
Дора подняла глаза. Никто, кроме Машки, не понял, как она взволнованна. Бежать? Куда? Зачем? Почему не говорить Нике?
Девушку охватило желание умчаться прямо сейчас, бросить всех. Нет, Маху взять обязательно. Не сейчас, лучше завтра, когда Ника уедет на съемки. Бежать! План сложился в голове мгновенно. Рука нащупала на дне сумочке листовку, которую утром вложил в коробочку с часами синеволосый продавец. А сейчас молчать, будто ничего не случилось. У нее получится, она верила.
– Все расскажу потом, – сдержала она Машкино любопытство. – Вот побываю в прошлом, расскажу.
Тем временем Роберт ощутимо нервничал, что-то тихо втолковывал Брониславу, убеждал, даже пару раз сердито стукнул кулаком по столику со склянками, едва не перевернув тот. Зато едва показалась машина с эмблемой съемочной группы Комиссии, Ноэль преобразился: уверенно расправил плечи, вскинул голову. Не скажешь, что минуту назад вытирал вспотевшие руки платком, в любой миг был готов сорваться на крик.
Дора шагнула вперед, разглядывая черно-белую эмблему на дверце. Из сияющей замочной скважины повисшего на цепях замка выходил человек в старинных одеждах, с тяжелым чемоданом в одной руке и посохом в другой. И натыкался на шлагбаум. Весьма символичное изображение контроля пилигримов.
Павел Левашов явился раньше назначенного срока, первым выбрался из машины, вручил кожаный портфель молчаливому местному двойнику, по-хозяйски осмотрел металлическое сооружение и презрительно хмыкнул:
– Эта груда металлолома и есть легендарная машина времени? В малобюджетных фантастических сериалах она выглядит и то лучше.
Роберт не отреагировал, протянул ему пол-литровую пластиковую бутылку с мутно-серой жидкостью на донышке.
– Пей без опаски. Розовые барашки на радуге не привидятся. Зато память улучшится, и погружение в прошлое перенесешь легче.
