– А ты, – я повернулась, взглянув на Кирилла. – Ты ради чего хочешь устроить это шоу?
– Ради Вити! – прорычал парень. – Ты забрала у него все! Он из-за тебя отказался от мечты, от будущего, от нас!
– Из-за меня? – мой голос звучал уверенно, хотя внутри я дрожала. Да, чувство вины никуда не делось, но у меня были иные убеждения, принципы. И чтобы Иванов не сказал, его слова не подействуют.
– А из-за кого он не явился на игру? Ты все испортила, и ты все должна вернуть.
– Ну так иди и скажи ему это в лицо! – произнесла на повышенных тонах. – Скажи, что он должен делать, а что нет. В чем бы я не была виновата, вас это никак не касается! И если бы вы реально переживали за его будущее, то не пришли бы ставить ультиматумы! – меня потряхивало, кровь кипятком струилась по венам. Я видела метания Вити, как ему было плохо, как тяжело дался уход из команды. И пусть он прятал свои переживания за широкой улыбкой, я понимала, это лишь маска, которую время от времени близкий человек снимает рядом со мной.
– Вот как ты запела, сучка? – вперился в меня глазами Кирилл, желваки ходили на его лице.
– Ты просто законченный эгоист! Вы все эгоисты! – я взглянула на Акима, который молчаливо закусил губу. В кармане у него вибрировал сотовый, но парень продолжал смотреть на меня требовательно, словно не видел иного выбора. В ту минуту я поняла – они не позволят мне поступить иначе, Аким не позволит. Его явно не волновал баскетбол, которым прикрывался Кирилл, вероятно, и ребята были втянуты во все это под эгидой заветного возвращения капитана команды. Но Гедуев – у этого человека были свои цели, ради достижения которых он готов был сломать многих.
– Кир, выйди.
– С какой это стати? – крикнул парень.
– Выйди, мы не договорили с девочкой.
– Я не буду говорить ни с тобой, ни с кем-либо еще, – прошипела, разворачиваясь, однако Гедуев схватил меня за локоть и дернул на себя.
– Иванов, выйди, мать твою!
– Слышь…
– Выйди!
И Кирилл вышел, пусть и без особого желания. За ним захлопнулась дверь, и в туалете всего на минуту воцарилось гробовое молчание. Из крана умывальника падали капли воды, разбиваясь об акриловую раковину. Их звук бил по перепонкам, обостряя и без того напряженную атмосферу.
– Твой брат может лечь на операцию через две недели, – холодно процедил Аким, будто говорил не о живом человеке, а об игрушке. – А может и через два месяца. Ты же понимаешь, два месяца могут убить его.
– Ты не посмеешь.
– Ради любимого человека посмею. Мне, правда, наплевать, уже на все наплевать.
– Он ребенок, Аким! – взмолилась я, ощущая, как под ребрами бешено колотится сердце. Наверное, я выглядела так, будто шла по краю пропасти. Мои губы дрожали, глаза наполнились слезами. Этот человек… он не шутил. Ему было плевать. Плевать на моего маленького, ни в чем не повинного брата.
– Он всего лишь ребенок, Аким! – задыхаясь, повторила. – А Алена, если ты это из-за нее… даже если мы и расстанемся с Витей, они не будут вместе. Человека нельзя насильно заставить быть с кем-то. Ты ведь… ты ведь сам должен это понимать. Прошу тебя, умоляю! – я ухватилась за ладонь Гедуева, но он оттолкнул меня, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен.
– Сделаешь все, как я скажу, и ребенку сделают операцию, он будет здоров. В конце концов, – Аким растянул губы в усмешке. – Не на одном Вите свет клином сошелся. Найдешь еще того, перед кем раздвигать ноги.
