Одним быстрым движением он порвал веревки, связывавшие правую руку, – такое не каждому под силу – и ударил Энн по лицу. Миниатюрная фигура его истязательницы рухнула на плитки пола.
Габриель поднялся на ноги и, тяжело дыша, навис над ней. Она не шевелилась.
Дверь в подвал резко распахнулась, и туда ворвался охранник Энн, с которым Габриелю пришлось боксировать одной рукой. Ему тогда досталось. Избитого, окровавленного, Габриеля выкинули на снег и следом швырнули его одежду.
Это был его последний сексуальный контакт с Энн и завершающий опыт по части садомазо. Габриеля шокировало то, что он утратил контроль и ударил ее. С тех пор он дал себе слово никогда не поднимать руку на женщину. Ему и сейчас было стыдно за тот случай.
Закрыв глаза, он попытался успокоиться. Он никогда не рассказывал Джулианне все подробности его стычки с профессором Сингер. И не расскажет. Есть моменты, о которых лучше всего молчать.
Он составил мысленный список известных дантоведов, присутствовавших при устроенном Кристой представлении. Эти люди наверняка запомнили услышанное. Но в университете у него прочное положение. Он входит в штат преподавателей. Так что пусть они катятся ко всем чертям!
Прямо в «Ад» Данте. Пусть займутся исследованиями в «полевых условиях».
Но нужно нейтрализовать Кристу, пока она не нанесла новых ударов по репутации Джулианны. Она выставила Джулию шлюхой, добивающейся научных успехов через постель.
Обуреваемый этими мыслями, Габриель поправил галстук-бабочку, одернул пиджак и вошел в зал.
* * *
Джулия заметила появление Габриеля. Вид у него был мрачный.
Он бросил на сидевшую рядом с профессором Паччиани Кристу злобный взгляд, а потом сел между Джулией и профессором Пиктон и молча достал из кожаного портфеля блокнот и любимую перьевую авторучку. Язык его жестов был намеренно вызывающим.
Джулия пыталась сосредоточиться на содержании лекции, касавшейся использования числа «три» в «Божественной комедии» Данте. Предмет лекции и стиль изложения нарушали все мыслимые Женевские конвенции о запрете пыток и наказаний. Еще тяжелее было слушать это, сидя рядом с Габриелем, и чувствовать исходящие от него волны гнева. Под элегантным костюмом-тройкой таился настоящий вулкан.
Краешком глаза Джулия видела, как Габриель, не отрываясь, строчит в блокноте. Его изящный почерк изменился. Буквы сделались более угловатыми. Он сильнее обычного давил на перо. Рот Габриеля был плотно сжат, а на лбу, между темными бровями, обозначилась знакомая складка, частично скрытая под стеклами очков.
Джулия была раздосадована поведением мужа, но не сердилась на него. Он вел себя так, как и надлежало вести ангелу мести. Бывали моменты, когда она благословляла эту черту его характера; например, когда он до полусмерти избил напавшего на нее Саймона.
Но она не любила ссориться с ним, особенно на публике. Ей было тяжело вспоминать недавний инцидент в холле, когда Габриель сорвался на глазах стольких известных людей. Хотя Кэтрин и встала на его сторону, неприятный осадок не проходил.
Джулия тихо вздохнула. Его любовь к ней и желание, чтобы ее лекция увенчалась успехом, – вот что питало его гнев.
«Отношения с тобой – это его первые серьезные и искренние отношения, – мысленно напомнила она себе. – Имей же снисхождение к своему парню».
Джулия хотела коснуться его руки, но ее останавливала возможная реакция Габриеля. И потом, она не осмеливалась ему мешать. Она представила строгие глаза мужа, смотрящие на нее сквозь стекла очков, суровое выражение его лица. Зачем ей еще одна рана?
